Концлагерь‑курорт. Путешествие по Синьцзяну

Автор материала — этнический уйгур, проживающий в Казахстане. Из соображений безопасности он публикуется под псевдонимом

Ришату (имя героя изменено по соображениям безопасности) почти тридцать лет, он родился и вырос в уйгурской семье в Алматы. По его словам, решающий момент пробуждения его национальной идентичности случился после 24-го февраля 2022-го года, когда началось полномасштабное вторжение России в Украину. Он начал активно изучать истории своих предков и того, как они оказались в Алматы, а также думать о том, каким образом он может своими глазами увидеть Уйгурский Автономный Район – «историческую Родину» большей части уйгуров Казахстана. Перед тем, как решиться на поездку в регион, в котором, согласно правозащитникам из Human Rights Watch, в период с 2017-го по 2021 год, привлекли к уголовной ответственности 540 тысяч человек, он провёл много бессонных ночей в разговорах с самим собой. Весной он все же решился пересечь границу.

МЗ: Это была ваша первая поездка в Синьцзян – как вы к этому пришли? 

Р: Это было очень тяжело. Все мы видели в интернете, читали, слышали о том, что происходит там. Казалось, что дорога туда, в принципе, была закрыта для нас, для уйгуров. Что там делать? Раз я уйгур, то меня просто переварят там, в тюрьму засунут, что-нибудь подкинут – это же не проблема для них. Поворотный момент был, когда открыли безвиз с Китаем год назад. Я тогда понял, что я же гражданин Казахстана – соответственно, голубой паспорт должен был быть гарантом моей безопасности там. Конечно, это не сильно успокаивало, и, если честно говорить, никто из близких моих не знал, куда я еду. Для домашних я просто был в командировке в Кыргызстане. Потому что я пару раз, в начале этого года, пробовал поднять эту тему – мол, я бы хотел в обозримом будущем съездить в Синьцзян, я же должен повидать наших братьев и сестёр, должен дать им понять, что мы помним о них. Это кончалось всегда конфликтом. Дескать, ты сошел с ума, ты никуда не поедешь и т.п. Еще были дополнительные факторы – у меня в паспорте печати Турции, печати ОАЭ, у меня лицо с бородой. В общем, «полный пакет неблагонадёжного уйгура». 

МЗ: И тем не менее, вы поехали. Почему?

Р: Есть разные туристические фирмы, которые занимаются поездками из Алматы, из Астаны в Урумчи. Есть автобусные туры, есть авиатуры, но я решил выбрать маршрут Алматы–Урумчи на автобусе. Сначала я пробовал вытащить кого-то из своих друзей, может быть, кто-то со мной хочет поехать, но так как они не уйгуры, то и мотивации у них особой не было ездить по Синьцзяну. Поэтому я решил, что поеду один, будь что будет, заеду с группой. Мне главное было заехать с группой, и я понимал, что эта путёвка мне будет гарантом неприкосновенности. Я всего лишь турист, заехал с группой: нас человек 30-40, у нас 6 дней в отеле в Урумчи, а дальше я обязательно вернусь домой. Мне казалось, это будет создавать меньше подозрений в моей ситуации. Это я, впрочем, сильно сокращаю процесс подготовки к поездке, потому что я и провёл бессонные ночи в кровати, и даже тело моё от стресса за пару дней покрылось какой-то сыпью, а главное – сказать-то ты никому об этом не можешь. Максимум – один-два друга знают, и всё. Ты им отправляешь номера родных и говоришь: «Если со мной что-то случится, то звони сюда, объясни им ситуацию». В общем, я бы никому не пожелал испытать подобное. 

Я сел на автобус Алматы–Урумчи, и от автовокзала Сайран мы едем до Хоргоса, до казахско-китайской границы. В моей группе, помимо меня, была парочка уйгуров, несколько казахов, но в основном, что удивило меня, автобус был забит русскими, нашими русскими, из северных регионов, для которых это был такой обычный туризм, шопинг-тур, мед-тур. Мы познакомились все, это были хорошие попутчики, и перед отправкой нас всех проинструктировали, как правильно проходить китайскую границу, ведь это тот ещё «квест». Нас предупредили, что будет несколько вопросов, и дали на них заготовленные ответы. Сказали, что не нужно ничего рассказывать про свою жизнь, а отвечать кратко и чётко: я приехал с целью туризма на 6 дней, планирую посмотреть Урумчи. Родственников в Синьцзяне нет. 

Однако вопросы ко мне начались уже на казахской границе. Наш пограничник увидел, что я с бородой, и спросил, религиозно-практикующий ли я человек? На мой утвердительный ответ, погранец спрашивает: «Можно вас на пару вопросов?». Там молодой парень был, наш казах – мы немножко отошли в сторону, он вытащил папку, а там у него был заготовленный шаблон-лист с опросником. Всё стандартно: фамилия имя, отчество, дата рождения; имею ли я отношение к Афганистану, Сирии, Ливии; какой правовой школы я придерживаюсь в исламе; где я работаю, адрес и так далее. Я на всё ответил, мне там нечего скрывать. Наши пограничники шаблон-лист заполнили, сложили в папку, а она там так и подписана: «Ориентировка». Думаю, ну, отличное начало…

Самое интересное, понятно, началось на китайской стороне. Людей передо мной, русских и казахов, спокойно пропускали после 3-4 вопросов. Очередь подходит ко мне, задают сначала все те же вопросы про цель визита и т.д. И тут они видят, что у меня в паспорте стоит печать Арабских Эмиратов, печать Турции, и у них глаза на лоб. В общем, я собрал все красные флаги для китайских пограничников: ты уйгур, ты бородатый, и у тебя печать Арабских Эмиратов. Комичная ситуация, но в моменте было вообще не смешно. 

Пограничник спрашивает о моей национальности, я отвечаю: «Казахстан». Он сначала не понял, дальше что-то пробивает у себя в компьютере. Еще раз спрашивает: «Нация?». Пришлось сказать: «Уйгур», – и он показывает, что надо пройти с ним. Точнее, он позвал сотрудника, тот приходит, и меня единственного из всей группы куда-то забирают с моим чемоданчиком небольшим. Меня завели в отдельную комнатку, и она состоит просто из стёкол заблюренных, нескольких столов и сидений. Посадили, ничего, в принципе, не объяснили. Со мной был один пограничник сначала, и у него на груди, как у многих полицейских, висела камера, видеорегистратор, съёмный. Он его вытащил, и поставил напротив меня, молча. Сижу, жду. Приходит еще один сотрудник, он так же достаёт, ставит камеру поперёк меня. И так ещё 5 раз, не шучу, ко мне пришло 5 таких сотрудников погранслужб, и в конце на меня было направлено 5 камер. Жду, жду, уже начинаю волноваться, как вижу заводят ещё одного уйгура из моей группы, потом ещё одного, потом ещё одну уйгурку. Их также посадили в эту комнату, но отдельно от меня. Что интересно, эта уйгурка не была в нашей группе, она сама приехала на границу, причём в такой короткой юбке и с видным декольте. То есть, нельзя сказать, что у неё какая-то религиозная атрибутика была, и из-за этого её увели на дополнительную проверку. Те уйгуры тоже не были бородатыми или ещё что. Здесь именно играет фактор национальности – если ты уйгур, то ты автоматически вызываешь у них подозрение. 

Заходит парень, пограничник, казах из Китая, по-казахски начал что-то говорить. Я спрашиваю на казахском: «Что случилось?», а он мне: «Ничего серьёзного, подождите». Он сел напротив нас, и видно, что ему самому не очень нравится эта ситуация, а сделать с этим он ничего не может. Потом к нему подходит другая сотрудница, китаянка, и этому парню что-то говорит. Тот зовёт меня, мол, давайте отойдём. Мы с ним встали, отошли за эту комнату, вдвоём на скамейку сели, и он мне говорит на казахском, что эта бумажка у него на руках (там был А4-лист, весь в иероглифах, и поставлена красная звезда, печать) – это документ, который мне нужно подписать, о том, что я даю добро на проверку своего телефона. Я спрашиваю, а у меня выбор есть? Он ответил, что выбора нет, поэтому я с глупости или со страху подписал.

МЗ: Почему вы согласились на досмотр вашего телефона?

Р: Я же знал о проверке телефона из рассказов других, и подготовился к этому. Я почистил телефон от приложений религиозной атрибуции, фотоплёнку очистил от национальных тем и т.д. В общем, да, подписал я документ, пограничник взял мой телефон, и было видно, что он не понимает кириллицу. Смотрит, стоит, и видно, что тупит, и спрашивает, давай, мол, а где фотографии у тебя, где то, где сё. Очень хорошо, что это был казах, брат мой, и на лице его читалось, что ему это всё не очень-то нравится – он был, на фоне всех остальных, кто со мной разговаривал, самым вежливым и максимально политкорректным. Этот погранец опять спрашивает все те же вопросы про то, куда я еду, зачем, на сколько, есть ли у меня родственники, место работы. Отвечаю насчёт последнего: «IT-сфера, условно», – и тут вопрос мне: «А есть ли в вашем телефоне подтверждение вашей деятельности?». Мне повезло, я не соврал – говорю, да, конечно, показал фотографии с мероприятий. Тот отвечает, мол, ладно, позвал кого-то, и мне паспорт вернули, отпустили. Выхожу, а там вся группа моя стоит, ждёт меня, последнего. Думаю, поехать с тур. группой было хорошей идеей, потому что это всё длилось всего час, а не 3-4, как у некоторых других уйгуров, кто рассказывал мне о похожем опыте. 

Из Хоргоса мы уже отправились напрямую в Урумчи. По дороге была у нас одна остановка, типа, пит-стоп, на трассе, и я выхожу просто в магазин воды купить, а ко мне подходит полицейский и по-китайски обращается. Я ему на уйгурском говорю, что не понимаю китайский, и он на уйгурский переключился. Спрашивает: «Куда едете? Откуда вы? Дайте ваш паспорт». Говорю, что мы из Алматы, и протягиваю свои документы. Тот, увидев казахский паспорт, теперь переключился на казахский, и сказал, что меня нужно сфотографировать вместе с паспортом. В ходе моей поездки со мной такое чуть ли не каждый час случалось – как только силовики или прочие госслужащие видели меня, они тут же подходили и требовали сфотографировать меня. Всё это только из-за того, что я уйгур с бородой. Казалось бы, я – турист, приехал тратить свои деньги в вашей стране, оставьте меня в покое, но даже меня так «колошматили» постоянно – а как же они обращаются с местными?

МЗ: В отчётах о регионе с 2016-го года говорится, что улицы Синьцзяна наполнены военной техникой – это так?

Р: Конечно! При въезде в Урумчи был огромный блокпост с кучей полицейской и военной техники, прямо БТРы стояли, и оттуда торчали люди с автоматами и т.д. Прям как в фильмах про военное время. И такое мне встречалось в дальнейшем не раз. Кстати, нас сразу чётко предупредили: камеры, где полицейские ходят, не доставайте; где китайский флаг и какие-то государственные здания, не доставайте. Все понимают, что если коммунисты захотят, тебе никто не поможет. Не лезьте на рожон, вы приехали отдыхать. Посыл был такой у турагентства.

Заселившись в гостиницу, мы решили прогуляться по городу. Конечно, первое, что мы захотели увидеть – это Большой базар Урумчи. Мы поймали рукой такси, и что интересно – не знаю, так ли в остальном Китае, но в Синьцзяне между водителем и пассажиром стоит железка. Большая железка, ограждающая пассажиров и водителей, и так во всех такси. Можно сравнить с полицейскими тачками в США. Ты не можешь просто дотянуться до водителя, и стоит камера – то есть, она прямо смотрит на тебя и записывает всё. 

Мы доехали до базара, но не успели, он уже был закрыт. Тогда мы увидели, что рядом мечеть – решили подойдем туда. Но она была закрыта на замок. Мы увидели издалека ещё одну мечеть, подошли к ней, тоже закрыта. Увидели ещё одну мечеть, то есть там, по Урумчи, по городу разбросано очень много мечетей. Но все они, точнее, те, что я видел, либо под замком, либо превращены в торговые дома. То есть сохранен минарет, но внутри уже сделали бутики какие-то, торговые точки. Прямо внутри, там, где раньше молились.

Чуть позже мы смогли таки посетить Большой базар, и увидели, что на входах на базар везде металлоискатели, БТРы и прочая военная техника. Условно, как в наши январские события, БТР катается по городу, и менты – это не просто полицейские, а это по трое, по четверо, стоящие люди в форме с АК-47. В принципе, там очень много полицейских в городе, очень много. Этнически они, скажем так, смешаны – есть и уйгуры, и казахи. Допустим, когда мы прошли через металлоискатель, там были девушки уйгурки, и они очень искренне удивлялись, прямо глаза на лоб шли, что уйгур может быть с бородой – настолько их там отучили от этого. Только проходим через X-RAY, как тут же ко мне подходят полицейские, молодые пацаны, и опять та же история: можно ваш паспорт, вы откуда, мне нужно вас сфотографировать. После этот парень достал телефон и показывает рукой мне, что они каждого «бородача» фотографируют: там были индусы, пакистанцы, арабы. Это всё сюрреализм какой-то, какая-то искажённая реальность, но она совсем рядом, буквально здесь, в 5-6 часах езды от нас. И люди так живут, они подстроились под правила игры. Мы здесь в одной реальности, а они – в другой реальности. Словно заново вернулся в СССР, только вместо насаждения русского языка там происходит насаждение китайского. 

Куда бы я ни заходил, в какой бы город ни заезжал, везде видел одну и ту же картину: куча военной техники и полицейских, повсюду камеры и металлоискатели, но, конечно, этого можно не замечать, если ходить с лицом не особо сообразительного ханьского туриста, ради которого там всё и делается. Китайских туристов там действительно толпы повсюду, и их всегда развлекает гид-уйгур в национальной рубашке – дарит им ощущение «экзотики» и следит, чтобы не заскучали. Такая имитация счастливой жизни. 

МЗ: Как местные реагировали на сородича из другой страны?

Р: Очень многие радовались, когда узнавали, что я уйгур, что я к ним приехал из Казахстана, что мы не забыли о них. Они счастливы были видеть своих – это чувствовалось: меня угощали, давали лишние манты, делали большие скидки. Но мы не могли с ними долго беседовать открыто – только они видели на горизонте полицейского, как тут же мои собеседники аккуратно ретировались. Особенно удручающая ситуация была в Кашгаре, где прямо чувствовался уйгурский город все ещё, несмотря ни на что. Я видел древние мечети и мавзолеи наших предков, о которых я слышал с детства, видел в фильмах и знаю, что ещё совсем недавно там молились уйгуры, дунгане, казахи и прочие, но теперь это просто «музеи», по которым волочатся толпы ханьских туристов, для которых мы просто экзотические варварские западные недо-китайцы. Ещё меня удивило, что в Кашгаре по улицам ходит очень много стариков и очень мало молодёжи – это просто на глаз видно, как мало там молодых парней. Также что в Кашгаре, что в Урумчи, что в других местах, люди много пьют, очень, но ты видишь отчаяние и боль в их глазах…

МЗ: Как бы вы выразили общие впечатления от своего путешествия?

Р: У меня очень смешанные впечатления от этой поездки. Мне кажется, я сделал по-своему важное дело – я увидел свою историческую Родину, я увидел своих братьев и сестёр в беде, я сказал хотя бы некоторым из них, что мы помним о них, мы не оставили их в беде. Но ужас от сюрреализма происходящего и ощущение, что нас превратили в зверушек, что пляшут на потеху китайской публики, до сих пор не покидает моё сердце.