Тюрьмы, лагеря и фабрики. Как устроен принудительный труд в Синьцзяне

Автор материала — этнический уйгур, проживающий в Казахстане. Из соображений безопасности он публикуется под псевдонимом

Уйгурские активисты и правозащитники регулярно обвиняют Китай в использовании рабского труда, а западные компании — в извлечении прибыли из этого. «Медиазона Центральная Азия» поговорила о том, как устроены эти процессы, с Руне Стинбергом, антропологом, исследователем Оломуцкого университета в Чехии.

МЗ: Как вы собирали информацию о принудительном труде в Синьцзяне?

Руне: Я работал с немецкими журналистами над вопросами принудительного труда, сбора хлопка, а также производства одежды в Синьцзяне, а также брал интервью у нескольких людей, которые были в лагере «перевоспитания» и были вынуждены там работать. Так что у меня есть небольшое внутреннее представление о том, как это работает изнутри. Также немного знаю о программах по переводу рабочей силы в Синьцзяне.

МЗ: Не могли бы вы рассказать об этом?

Руне: Существует три различных вида принудительного или вынужденного труда в Синьцзяне. Есть разные степени принуждения. Самый принудительный и тяжелый труд происходит в тюрьмах. В тюрьмах Синьцзяна заключенных заставляли работать десятилетиями. Часто это очень тяжелый труд, физически тяжелый труд в ужасных условиях, и никакой оплаты, ничего.

Затем у нас была ситуация, когда людей заставляли работать в лагерях или же переводили из лагеря на закрытые фабрики, которые тоже работали по принципам лагерей, где они шили одежду, производили еду и разные другие вещи. За это им тоже не платили, но условия были не такими плохими и суровыми, как в тюрьме.

Были и те, кто побывал в лагере и кому дали возможность переехать из лагеря на фабрику, это даже можно назвать «освобождением». Весь этот лагерный вынужденный труд, а также тюремный «рабский» труд происходит в самом Синьцзяне, рядом с лагерями и тюрьмами. Но эти люди, получившие шанс быть освобожденными из лагеря, если они работали на этих фабриках, иногда переводились во внутренний Китай. Там им уже давали контракт, они подписывали договор, и им уже платили какую-то зарплату, хотя и очень низкую. К тому же, они работали в условиях, которые были не так плохи, как в лагерях или тюрьмах. Я не знаю точно, сколько всего людей прошли через все это, но тех, кто находился в лагере и занимался трудом во время пребывания в лагере, было очень мало, и часто они занимались этим лишь в течение относительно небольшого промежутка времени. Тех, кого переводили из лагерей на работу, на фабрики, было больше. Но, как я уже сказал, да, им платили, хотя и мало, а также многие из них в конце концов смогли покинуть эти фабрики или перевестись из них.

Четвертая категория — это так называемые программы «перевода рабочей силы» (labor transfer programs). Это люди, которые не были арестованы. Их вербуют для работы на различных фабриках, в полях и т.д. Некоторых как бы принуждают к этому, потому что в их деревне — или где бы они ни находились — им говорят, что нужно привезти столько-то и столько-то человек в определенное место, например, для сбора хлопка. Это тоже началось не вчера и не позавчера. Их, по сути, также заставляют туда ехать. Если они отказываются, это чревато последствиями. Но многие также подписываются на эти программы по передаче рабочей силы добровольно, получая зарплату, хотя и не очень высокую, и с определенными условиями, что они также могут уйти, если захотят. Причина, по которой многие из них подписываются на эти программы, заключается в том, что у них нет альтернативы, иначе они не смогут найти работу. Устроиться в Синьцзяне сейчас очень сложно, особенно для не очень образованных уйгуров, потому что многие китайские компании просто не берут их на работу, считая террористами, подозрительными, проблемными и т.д., и т.п.. Так что это буквально их единственный способ заработать на жизнь или избавиться от необходимости быть фермерами и просто вкалывать часами на полях. Я полагаю, это довольно большой процент людей, которые так поступают. Таким образом, есть разные этапы и разные степени принуждения. Все это не добровольно, но некоторые из них, скажем так, более принудительны, чем другие.

Еще, как я выяснил, в то время, когда многие мужчины находились в лагерях «перевоспитания», их жен, сестер и дочерей привозили на заводы в т.н. новые специальные экономические зоны в Кашгаре и Кульдже. Я слышал истории людей, которые непосредственно участвовали в этом, которые работали на этих недавно открытых заводах. За это они получали скромную зарплату, но правительство за свой счет привозило их из деревень в центры на автобусах, а потом увозило. И это также было не совсем добровольно — если вы не приходили или не соглашались участвовать, у вас могли возникнуть проблемы.

МЗ: Важная часть современного уйгурского дискурса на Западе — говорить об использовании принудительного труда уйгуров не только в китайских компаниях, но и в некоторых западных. Откуда мы знаем об этом? Я имею в виду, можем ли мы сказать, какая именно фирма на Западе использует вынужденный труд уйгуров?

Руне: Можно сказать точно, что Zara, H&M, Adidas и Nike, скорее всего, использовали хлопок, который был произведен с применением «рабского» труда синьцзянцев. Конечно, его использовали не непосредственно эти компании, но кто-то в их цепочках поставок. Из-за того, как устроена капиталистическая система, цепочки поставок, как вы понимаете, очень длинные и непрозрачные. Так что очень трудно понять, откуда на самом деле берутся товары. Многие из этих компаний прикрываются тем, что они ничего не знают, они просто получают готовые изделия. Но причина, почему они это делают, выгода, которую они получают от этого, заключается в том, что они просто напросто, благодаря насильственному труду, получают очень, я повторяю, очень дешевые продукты. Многие из этих компаний используют фабрики и цепочки поставок, где нет уверенности в том, что они «чисты», и где существует высокая вероятность того, что там действительно использовался подневольный труд. Кроме этого, хлопок — это еще и поликремний для солнечных батарей, который используют многие крупные компании.

Другой пример: совсем недавно немецкий химический концерн BASF был замешан в возможном использовании китайских государственных программ. Так же поступила датская пивная компания Carlsberg, которая участвовала в ярмарке вакансий, где присутствовало китайское правительство, чтобы набрать людей и привлечь их к работе на их бренд Wusu, китайское пиво, которое производят в Синьцзяне, но на 100% принадлежит Carlsberg. И Heineken, и Volkswagen тоже обвиняли в подобных переплетениях и связях с китайским правительством. Существует целый список компаний, которые производят продукцию в Синьцзяне, и все они так или иначе связаны с КПК, иначе никак. Потому что Китай — это не просто рыночная, а контролируемая государством рыночная экономика. Поэтому многие из этих компаний могли быть вовлечены в эти программы по передаче рабочей силы. Некоторые из них, возможно, даже получали прямую выгоду от подневольного труда в тюрьмах или лагерях, или имели дело с заводами, куда привозили людей либо после лагеря, либо жен заключенных. До тех пор, пока компании и заводы не откроются для прозрачных проверок, мы будем вынуждены подозревать, что подобные формы насильственного труда существуют по всему региону.

Одна из самых громких и иллюстративных историй, связанная с вопросом использования рабского труда в Синьцзяне, случилась с компаниями H&M и Nike. Еще в 2020-м году более 190 НКО, занимающихся защитой прав человека, призвали производителей одежды прекратить сотрудничество с китайскими поставщиками, которые, по их мнению, вовлечены в практику подневольного труда уйгуров. Данная кампания активистов была нацелена в первую очередь именно на производителей одежды, потому что 20% всего мирового хлопка собирается и перерабатывается именно в Синьцзяне.

Вследствие этого осенью 2020-го года H&M и Nike сделали официальные заявления об отказе от синьцзянского хлопка из-за «предполагаемого использования принудительного труда уйгуров». Однако бойкот торговым маркам за «распространение слухов, чтобы бойкотировать синьцзянский хлопок, но при этом желание делать деньги в Китае» китайская пропаганда объявила лишь весной следующего года, после введения санкций западных стран в отношении китайских чиновников. Центральное телевидение Китая (CCTV) на всю страну заявило, что буквы H и M в названии H&M в китайском языке совпадают со словами, определяющими ложь и фальсификацию, и сказало, что «для таких компаний у нас есть четкий ответ: не покупать!» По словам CCTV, H&M «просчиталась» в попытке быть «праведным героем», и после такого «должна заплатить высокую цену за свои неправильные действия». После этого уже сами китайцы в соцсетях призвали к бойкоту этих компаний и начали публиковать посты с хэштегом «Я поддерживаю синьцзянский хлопок» и видео того, как они сжигают собственные кроссовки от Nike. К медиа кампании присоединились популярнейшие торговые площадки страны, перестав продавать продукцию торговых марок. Несколько китайских знаменитостей, которые были амбассадорами этих брендов, объявили о разрыве отношений с компаниями, «распространяющими слухи о Китае и правах человека», и подчеркнули, что «интересы родной страны для них важнее всего».

Закончилась эта история в 2022-го году. H&M вновь начала продавать свои товары на китайском рынке после скандала летом 2022-го года. Ритейлер возобновил продажи на китайском онлайн-рынке Tmall, принадлежащем сервису Alibaba. Через пару месяцев, осенью 2022-го года акционеры Nike проголосовали против запрета на закупку товаров и сырья из Китая. Это было предложение, выдвинутое активистами-акционерами из Domini Impact Investments и Vancity Investment Management. Теперь компания Nike утверждает, что не получала материалы напрямую из региона и ее Комитет по корпоративной ответственности, устойчивому развитию и управлению продолжает контролировать усилия компании по внедрению инноваций в области устойчивого развития.

МЗ: Вы сказали, что участвовали в каком-то исследовании, посвященном хлопку из Синьцзяна? Как вообще происходят подобного рода журналистские расследования?

Руне: Это было где-то полтора года назад. Мы взяли интервью у людей, которые работали в хлопковой промышленности Синьцзяна и рассказали нам об использовании принудительного труда при сборе урожая и на первых этапах обработки. То есть, для извлечения семян из хлопка, а также для его очистки, извлечения из него масла, прежде чем его можно будет превратить в нити, из которых потом сошьют ткань, а из нее — одежду. Поэтому мы изучили компании, которые могут получать хлопок из Синьцзяна, купили у них одежду и проверили ее в лаборатории. В итоге, на основании изотопного анализа одежды, с очень большой долей уверенности, мы смогли сказать, что в этой одежде есть хлопок из Синьцзяна. Где именно этот хлопок был собран, какой именно хлопок, на каком поле и так далее, конечно, определить подобным образом сложно, но это хоть что-то, что мы можем сказать наверняка.

Мы также анализировали спутниковые снимки хлопковых полей, на которых видна скорость сбора урожая. Китайское правительство утверждает, что основная часть хлопка собирается машинами, но если вы собираете его машинами, то они собирают все сразу. Если собирать вручную, то на это уходит больше времени. Поэтому на спутниковых снимках видно, как быстро фотография поля превращается из белой в темную. Это и есть показатель того, сколько урожая собрано машиной, а сколько — вручную. Кроме того, сбор урожая — не единственное место, где используется вынужденный труд. На хлопкоочистительных заводах хлопок-сырец обрабатывают химикатами, и это довольно тяжелая и во многих отношениях опасная работа, чью добровольность мы тоже измерить не можем.

Наше понимание принудительного труда нуждается в уточнении. Наши представления о нем не совсем соответствуют ситуации в Синьцзяне. Как мной было сказано выше, у многих людей там есть контракты, они подписываются на работу, им платят зарплату, но на них оказывают политическое давление, заставляя идти и выполнять работу, и у них нет никакой альтернативы. Поэтому я полагаю, что это все еще может квалифицироваться как вынужденный труд, а может быть, даже и принуждение. Поэтому нам нужно глубже задуматься о терминах, которые мы используем, и о том, как мы их определяем, а также о правовой базе, которая их окружает. Дело Синьцзяна может помочь нам более пристально взглянуть на это и, я надеюсь, создать лучшие инструменты для анализа этих видов труда.

МЗ: Евгений Бунин, создатель базы данных по жертвам синьцзянских тюрем и лагерей, как-то критически отозвался обо всех этих бесконечных разговорах о подневольном труде. Он говорил в духе того, что это неэффективно, и мы могли бы потратить нашу энергию на что-то более полезное для людей в Синьцзяне. Вы, как антрополог, думаете, что уйгурским спикерам действительно нужно так часто говорить именно о вынужденном труде уйгуров?

Руне: Да, я думаю, что это необходимо.

МЗ: Но эффективно ли это?

Руне: Смотря для кого.

МЗ: Для другого мира, например, для условной Zara. Перестанет ли Zara использовать принудительный труд после того, как все в диаспоре сказали об этом?

Руне: Было принято несколько законов, как в США, так и в ЕС, которые касаются подневольного труда в целом, и я полагаю, что отчасти пример уйгуров и уйгурский вопрос подтолкнули к этому. Мое мнение состоит в том, что разговор о рабском труде, о принуждении к труду и вообще об условиях труда и правах работников чрезвычайно важен во всем мире. Синьцзян — лишь один из примеров этого. Синьцзян нужно рассматривать в связи с другими видами борьбы за права трудящихся в других частях мира. Евгений Бунин, когда он говорит, что не считает эффективным говорить об этом, то это потому, что его внимание сосредоточено только на Синьцзяне. Он не рассматривает это как большую глобальную проблему.

В этом смысле — если мы говорим только о Синьцзяне и только о правах людей там — вопрос в том, какая альтернатива существует этим видам фабричного труда? Потому что многое из этого, как я уже сказал, не является принудительным трудом в классическом смысле. Люди получают зарплату. У них есть определенная степень свободы выбора и так далее, но очень, очень ограниченная. Евгений хотел бы, чтобы мы больше внимания уделили людям в тюрьмах, которые были осуждены на долгие, очень долгие годы за то, что, на самом деле не противоречит закону. Но я думаю, что трудовой вопрос — это глобальная проблема, поэтому он так важен. Ситуация с уйгурами, ситуация в Синьцзяне — это лишь один пример из многих, к сожалению. Но это важный пример, и я думаю, что именно он может помочь продвинуть всю эту проблему трудовых прав на глобальный уровень.

Я вообще считаю, что уйгурскую ситуацию и типы нарушений, которые там происходят, нужно рассматривать в связи с глобальными событиями и другими частями мира, где имели место подобные колониальные ситуации, такие как Кашмир, Газа, ситуация с мусульманами-рохинджа и так далее.

Поэтому настало время для уйгурских исследований и исследований Синьцзяна наладить связь и сотрудничество с исследованиями в других частях мира, где рассматривается схожая динамика и схожие колониальные ситуации. Также, на мой взгляд, настало время для активистов уйгурской диаспоры перейти к более глобальной перспективе. Кажется, один палестинский ученый в свое время сказал, что освобождение Палестины может быть достигнуто только при условии освобождения всего мира. То же самое я могу сказать и об уйгурах.

Настоящая консолидация и освобождение уйгуров возможны только в рамках усилий по освобождению всех людей в мире, что означает изменение мировой системы в ее нынешнем политическом и экономическом виде.

Поэтому, возвращаясь к вашему вопросу, я считаю, что обсуждение и акцентирование внимания на принудительном труде уйгуров — это большая часть этой работы. Но только при условии, что мы смотрим на этот вопрос глобально.