«Дьявольски важно завоевать доверие туземцев». Как Советский Союз колонизировал Центральную Азию

Начало коренизации

В двадцатых годах коренизация стала главной линией национальной политики СССР. Поощрение культуры народов, угнетенных царской Россией, должно было показать, что советская власть уважает традиции и права представителей этносов.

В нерусских регионах большевики, опираясь почти исключительно на русский пролетариат и крестьян-переселенцев, находящихся там в меньшинстве, зачастую занимали по отношению к местному населению откровенно шовинистическую позицию, пишет профессор Терри Мартин в книге «Империя положительной деятельности». Это беспокоило большевистскую верхушку — Владимир Ленин всегда выступал против «великодержавного шовинизма», считая, что он только вредит делу политической борьбы. Еще до Первой мировой войны революционер подчеркивал: «Среди тревог и треволнений, приносимых борьбой за существование, за кусок хлеба, русские рабочие не могут и не должны забывать о том национальном угнетении, под игом которого находятся десятки и десятки миллионов "инородцев", населяющих Россию. <…> Все это громадное население поставлено в условия жизни, еще более бесчеловечные, чем условия жизни русского человека».

После революции Ленин начал особенно ревностно относиться к проявлениям шовинистических настроений. В 1921 году он заподозрил в подобных взглядах Михаила Томского, главу Комиссии ВЦИК по делам Туркестана. В письме революционеру Иоффе Ленин утверждает: «Я лично очень подозреваю "линию Томского" в великорусском шовинизме или, правильнее, в уклоне в эту сторону. Для всей нашей Weltpolitik дьявольски важно завоевать доверие туземцев; трижды и четырежды завоевать; доказать, что мы не империалисты, что мы уклона в эту сторону не потерпим. Это мировой вопрос, без преувеличения мировой».

Проблема языка

В апреле 1924 года начался период механической коренизации, подчеркивал профессор Мартин. Ее первые постановления были во многом связаны с расширением использования национальных языков. При этом декреты восточных республик не утверждали безоговорочное превосходство местного языка, а лишь уравнивали его с русским. Только в республиках, где этнических славян было не так много, как, например, в Центральной Азии, такая политика рассматривалась как временная мера перед тотальным переходом на национальный язык.

Однако трудности этого процесса были недооценены, а сроки оказались нереалистичными. В ноябре 1923 года в Казахстане приняли постановление, в котором требовалось перейти на параллельное делопроизводство на казахском языке во всех центральных органах власти всего за 13 месяцев. Уровень грамотности в республике на тот момент составлял 7,1%. Через год такой же акт принимается в Узбекистане, с той лишь разницей, что переход к делопроизводству на узбекском языке должен был произойти немедленно, при уровне грамотности в 3.8%. К концу десятилетия ни в одном из субъектов РСФСР на национальном языке не велось даже 10% делопроизводства. Тем не менее, Казахстан и Узбекистан были одними из самых успешных республик, где нацязыки использовали в большинстве государственных органов на уровне райсоветов и сельсоветов.

В республиках быстро поняли, что единственный способ внедрить родной язык в центральные организации, — это массово выдвигать в них представителей титульных народов. Так началась кратковременная эпоха «практикантства», которую финансировала Москва. По этой программе представители местного населения без опыта работы и необходимой квалификации проходили практику, изучая принципы государственного делопроизводства. В течение всего срока обучения им выплачивали зарплату. В 1924 году 126 из 1288 (9,8%) государственных служащих администрации Туркестана были «практикантами».

Русские, обучавшие «практикантов», видели в них угрозу своему служебному положению. Из-за нереалистично высоких норм коренизации на ограниченном рынке труда, руководителям приходилось в открытую заменять русских коренными жителями. В 1927 году от дорогостоящей кампании «практикантства» отказались; негодование русских, хоть оно и было неизбежным, тревожило центральные власти больше всего. Профессор Терри Мартин пишет: «Когда получал работу один неквалифицированный узбек, обманутыми себя чувствовали сотни русских, хотя реально он занял место только одного».

«Вакуум посередине»

В 1926 году начинается пересмотр планов коренизации, не только из-за недовольства русских, но и из-за проблемы «вакуума посередине». На руководящих и обслуживающих должностях было много коренных жителей (35% и 26 %), а технических специалистов — очень мало (всего 13%). Агрономы, землемеры, ветеринары, врачи, — такой квалификацией владели в основном русские. Это мешало местному населению почувствовать, что коренизация сделала советскую республику их республикой.

Отчасти это было вызвано существованием квот — каждое учреждение получало норму с определенным процентом местных жителей, которых нужно было трудоустроить. При этом не уточнялось, какие именно должности им надо занимать. Многие организации, чтобы выполнить квоту, нанимали судомоек, вахтеров и сторожей. Вместе с этим существовала тенденция назначать коренное население на заметные руководящие должности, прежде всего выборные, так как работа на них не требовала специальной квалификации. Москва была обеспокоена тем, что коренизация стала оружием в борьбе внутри партии — в республиках Центральной Азии партийные расколы по этническим линиям были сильны, как нигде.

В 1925 году Сталин смещает с поста главы Казахской республики национал-коммуниста Ходжанова и заменяет его на Голощекина. Задачей последнего было провести коренизацию так, чтобы она не вызывала межнациональных конфликтов. Появилась концепция функциональной коренизации. Общие квоты для трудоустройства местного населения заменили списками конкретных должностей, на которые нужно было найти исполнителей. В теории это были должности, необходимые для коренизации языковой сферы и для обслуживания казахского населения. Критерием подбора людей на эти должности стала не этническая принадлежность, а знание казахского языка. Взамен «практикантства» вводились специализированные краткосрочные курсы. Такую политику одобрил Сталин и функциональная коренизация распространилась и на другие восточные республики.

В 1928 году Сталин провозгласил «наступление социализма по всему фронту». Оно включало в себя принудительную индустриализацию, коллективизацию, упразднение рынка, усиление централизации и террор против «буржуазных категорий населения». Репрессии сопровождались «культурной революцией».

Огромные усилия, потраченные на коренизацию, привели к скромным результатам, резюмирует профессор Терри Мартин.

Коллективизация

В 1925 году в Советском Союзе разразился кризис: взлетели цены на промышленные товары, а крестьяне в ответ повысили цены на зерно. Государство отказывалось покупать хлеб у крестьян по их цене, требуя отдать его за более низкую плату. Вместо этого, крестьяне начали оставлять себе до 85% продукции. Производительность в сельском хозяйстве упала в два раза, а с каждым годом количество урожая уменьшалось. Одновременно снижался и экспорт зерна, снабжать города едой становилось все сложнее. Это угрожало росту индустриализации, так как промышленность развивалась за счет получаемого в сельском хозяйстве дохода.

Мировой экономический кризис тех лет обрушил цены на сельхозпродукцию, что лишь подтолкнуло советское правительство увеличить экспорт, чтобы объемом компенсировать падение цен. Хлеб стал основным экспортным товаром и источником валюты для индустриализации. Технику для промышленности закупали в кредит и, чтобы погасить долги, Сталин требовал гнать хлеб на экспорт в определенные интервалы.

Коллективизация начинается в 1928 году. Ботакоз Касымбекова из Базельского университета и Аманат Чокобаева из Назарбаев университета в своей совместной работе описывают эту политику советской власти так:

«Коллективизация — принудительная экспроприация и передача земли, скота и сельскохозяйственного инвентаря в государственные колхозы — сыграла важную роль в колонизации. Хотя основной целью коллективизации был постоянный контроль над ресурсами, она также была направлена на создание резерва рабочей силы, которая могла быть использована для будущих колонизационных проектов. Введение паспортно-регистрационной системы лишило крестьян мобильности и поставило их под государственный надзор и контроль. Содержась в колхозах, крестьяне могли быть перемещены в удобное для властей время для работы на крупных сельскохозяйственных и промышленных объектах. Коллективизация также способствовала закреплению крестьян в районах, где требовался интенсивный ручной труд. Такие колхозы часто концентрировались в национальных республиках. В качестве примера можно привести хлопковые поля советского Узбекистана. Колхозники не могли выбирать, что выращивать, и не имели возможности найти работу на промышленных или сельскохозяйственных объектах за пределами республики».

Аграрное производство и сами крестьяне перешли под всеобъемлющий контроль правительства.

Голод и кочевники

Как отмечает профессор Никколо Пианчола, между сельскохозяйственным производством славянских крестьян и скотоводством казахов-кочевников сложилась взаимозависимость. Пропитание последних в большей степени зависело от урожая зерна. Начиная с 1928 года, сокращение, а после и полное исчезновение хлеба с рынков из-за принудительного изъятия, отбросило казахов-кочевников за черту прожиточного минимума, хотя полностью обмен скотоводов с крестьянами не исчез.

Для кочевых народов СССР политика коллективизации сельского хозяйства означала насильственный переход к оседлости.

Процесс всеобщего перехода кочевников на оседлый образ жизни запустили весной 1929 года, одновременно с началом первой пятилетки. Советскому правительству было важно расширить пахотные площади за счет земель скотоводов, использовавших ее «менее продуктивно». Профессор Пианчола подчеркивает, что вплоть до начала масштабного голода, кампания перехода к оседлости проводилась очень медленно и мягко. Многие мелкие чиновники ее просто игнорировали. Иногда под лозунгом «оседания» государственные организации отнимали скот у кочевых общин. Тем не менее, в те времена переход к оседлости был низкоприоритетной кампанией.

В июле 1930 года Сталин решает превратить Казахстан в стратегический мясной резерв, чтобы преодолеть продовольственный и производительный кризис коллективизации. Республика ближе всех находилась к России, а казахи были самым многочисленным кочевым народом и имели больше скота, чем все остальные кочевники. Помимо этого, через Казахстан проходили две крупные железные дороги, Оренбургско-Ташкентская и Туркестано-Сибирская, достроенная в 1930 году.

В течение следующих двух лет, это решение Сталина стало важнейшим фактором, который привел регион к масштабному голоду. Скот вывозили из Казахской республики и использовали для питания населения Москвы и Ленинграда.

Профессор истории Елена Осокина описывала это явление как сталинскую «иерархию потребления». Крупные промышленные города и политические центры занимали в ней высокое место. Из-за вывоза скота из Казахстана самая многочисленная в СССР группа кочевых скотоводов находилась в уязвимом положении.

Коллективизация привела к голоду во многих регионах Советского Союза, но именно в Казахстане число жертв было таким большим из-за использования скота как аварийного резерва во время кризиса продовольствия — по разным оценкам, оно составило от 1,15 до 1,5 миллиона человек.

В 1932 году, в самый разгар голода, Казахстан все еще оставался регионом с самым большим планом на мясозаготовки, — 313 200 тонн, 13% из общей нормы СССР в 2 405 800 тонн. План был нереалистичным из-за завышения фактического количества скота (эти 13% приблизительно соответствуют 40 млн голов, хотя в республике на тот момент насчитывалось всего 6,2 млн голов), пишет профессор Пианчола. Позже Кремль признал это и объявил о снижении требований по заготовкам. Однако с октября по декабрь 1932 года 16,7% мяса для Москвы и 13,5% для Ленинграда все еще поставлялись из Казахстана.

В то время стало повсеместным бегство от голода, это явление часто упоминалось в докладах. Множество умирающих казахов блуждали по всей республике, особенно в городах и вдоль железных дорог. По официальным данным, в период между 1930 и 1933 годом, приблизительно от 1,6 до 2 миллионов человек покинуло Казахстан, а около 10% из них пересекли границу Китая. Но и на новом месте их настигала смерть, частично от голода, частично от эпидемий.

В конце концов многие казахи, ранее спасавшиеся от голода, потерявшие все и теперь полностью зависимые от государства, вернулись в Казахстан. Они начали работать в различных государственных областях экономики; трудоустройство и переселение беженцев по территории республики было официально названо «оседанием». Те, кто возвращался в колхозы, уже не могли из них выехать из-за введения паспортной системы. Выдача паспортов не предусматривалась для тех, кто постоянно проживал в сельской местности.

Возвращение казахов продолжалось с 1933 по 1940 год. В официальном дискурсе сталинской администрации слово «оседание» помогало интерпретировать экономическую катастрофу, смерть и бегство населения как часть социалистического «созидательного разрушения».

Мечети и хлопок

Профессор Адиб Халид в книге «Создание Узбекистана: Нация, империя и революция в раннесоветский период» пишет, что в Узбекской ССР начало коллективизации совпало с кампанией по закрытию мечетей, что, вероятно, тоже было частью «культурной революции».

Мечети и мазары превращали в клубы, склады, школы или, как это произошло в Бухаре, конюшни для лошадей ОГПУ. Подобное осквернение часто вызывало гнев и вспышки насилия среди населения;. Помимо этого, за некоторое время до тотальной коллективизации, цены на хлопок относительно зерна упали. В 1929 — 1930 годах хлеб исчез из магазинов.

Коллективизация помогла закрепить в Средней Азии хлопковую монокультуру. Хлопок стал доминировать над всеми политическими и культурными проблемами Узбекистана. Советские власти объявили, что «борьбе за хлопок» отводится центральное место не только в пятилетнем плане, но и в строительстве социалистической культуры — и даже что она является одной из составляющих борьбы с религией.

Ответственность за заготовку хлопка центр возлагал в первую очередь на Средазбюро и Коммунистическую партию Узбекистана. В мае 1930 года Сталин велел обеим организациям отложить на неделю прибытие своих делегаций на предстоящий XVI Съезд партии, чтобы устранить отставание посевной кампании хлопка, «так как сев хлопка важнее, чем своевременное прибытие на съезд».

Самые массовые репрессии против декхан, которые не поддерживали колхозный строй, либо не сочувствовали ему, выразились в политике раскулачивания.

Многие национал-коммунисты надеялись, что советская власть принесет в регион индустриализацию. В 1925 году Файзулла Ходжаев говорил: «Наша нынешняя политика состоит в том, что мы будем создавать новые фабрики только в тех местах, где производится сырье для промышленности, то есть мы хотим избежать экономической несуразицы, когда хлопок с огромными издержками отправляется на переработку за тысячи километров в Москву, а затем конечная продукция доставляется обратно к нам».

Однако от позиции, намеченной Ходжаевым, быстро отказались. К 1927 году экономические цели диктовали уже обратное: укрепление промышленного производства в России и Украине. Это утвердило статус Центральной Азии как поставщика сырья для промышленности других регионов.

«Национальная независимость» и репрессии

Культурная революция и коллективизация сопровождались репрессиями не только в отношении протестующих крестьян, но и против национальных деятелей. В 1928 году в Казахстане были арестованы бывшие члены партии «Алаш». Их обвиняли в участии в вооруженной борьбе против советской власти, ведении националистической пропаганды и связях с иностранными государствами, борющимися против СССР. В апреле 1930 года около 40 человек были приговорены к различным срокам заключения.

Историк Адиб Халид пишет, что в Узбекистане одной из первых крупных чисток того периода среди интеллигенции стало дело «Миллий истиклол» («Национальная независимость»). В нем было 87 обвиняемых, 15 из которых в апреле 1931 года приговорили к смертной казни. Мунаввар Кары, один из лидеров интеллигенции, был казнен сразу, но многих его «сообщников» помиловали и отправили в трудовые лагеря.

Один из членов организации «Гайратлирар уюшмаси» («Союз энтузиастов»), функционирующей как низовая ячейка «Миллий истиклол», на допросе говорил: «Национальную политику советской власти в Узбекистане мы рассматриваем как колонизаторскую, как продолжение великодержавной политики царизма. В реальности такая политика обеспечивает благосостояние исключительно русской нации за счет эксплуатации коренного населения. Так, например, европейцы, проживающие в Узбекистане, оказываются в наиболее благоприятных ситуациях, тогда как узбекская часть населения обречена на самое жалкое, нищенское существование».

В декабре 1932 года Политбюро принимает постановление с критикой коренизации в Украине, что стало отправной точкой в новой национальной политике Советского Союза. Профессор Терри Мартин в книге «Империя положительной деятельности» пишет, что такое решение было связано с двумя факторами — растущим «национал-уклонизмом» в западной Украине и сохранение в партийных организациях группировок, объединенных по нацпризнаку.

Все это убеждало Москву, что коренизация только усиливает националистические настроения, в результате чего не националисты перейдут на сторону коммунизма, а наоборот, коммунисты обратятся к национализму. Власти были уверены, что рано или поздно национал-коммунисты противопоставят себя центру и потому должны считаться предателями.

В 1933 году прошла волна арестов видных национал-коммунистов в республиках. В сентябре был арестован и исключен из партии председатель Совнаркома Киргизской АССР Жусуп Абдрахманов. Его обвиняли в саботаже хлебозаготовок.

В Таджикистане ОГПУ арестовало двух национал-коммунистов: председателя Совета Народных комиссаров Абдурахима Хаджибаева и председателя ЦИК Махсума Лутфуллаева. Их задержание сопровождалось кампанией террора против других таджикских национал-коммунистов. К концу октября сотрудники госбезопасности арестовали 693 человека.

В ноябре того же года была принята резолюция ЦК Компартии Украины, где говорилось, что «главный опасностью теперь является местный украинский национализм», а не великорусский шовинизм, как заявлялось ранее. В Казахстане же приняли более компромиссную резолюцию в связи с «чрезвычайно слабой коренизацией аппарата управления, крайней отсталостью [казахской] национальной культуры, слабым развитием промышленности и национальных кадров и культурной отсталостью казахских масс».

Примерно по этой же причине таджикских национал-коммунистов Хаджибаева и Лутфуллаева обвинили в нарушении ленинских принципов интернационализма, а не в «таджикском национализме».

Коренизация продолжилась, хоть ее и перестали упоминать публично после террора против местной интеллигенции. Например, в 1936-1937 годах Совет национальностей начал кампанию по подготовке национальных кадров всесоюзными университетами и выдвижение их выпускников на ведущие должности в госаппаратах и промышленности Башкортостана, Кыргызстана и Казахстана. Именно в этих регионах показатели коренизации были признаны «катастрофическими».

Русификация

В 1933-1937 годах в СССР сосуществовали два совершенно разных политических направления: с одной стороны, все институты национальных меньшинств упразднялись и происходила их полная русификация (как, например, у украинцев в РСФСР) а с другой стороны, политика национальностей лишь слегка корректировалась. Но уже совсем скоро началась целенаправленная и тотальная русификация.

В речи о «дружбе народов», произнесенной в декабре 1935 года, Сталин впервые соединил идею первенства русских с идеей советского единства. В юбилей Пушкина в феврале 1937 года было объявлено, что он был не только «великим русским поэтом», но и поэтом для «трудящихся всех национальностей». 13 марта 1938 года выходит постановление, согласно которому изучение русского языка стало обязательным во всех нерусских школах.

В выступлении того же года по поводу 21-й годовщины Октябрьской революции Сталин недвусмысленно рекомендовал к употреблению оборот речи «первый среди равных»: «Старая Россия теперь превращена в СССР, где все народы равны. Страна могуча и сильна своей армией, своей промышленностью и коллективизированным сельским хозяйством. Среди равных наций государства и страны СССР русская нация — самая советская и самая революционная». В итоге понятие «дружбы народов» стало эффективной заменой национализма, объединяющего традиционные моноэтнические государства.

Коренизация создала в национальных республиках СССР многочисленный класс работников интеллигентного труда, представленный коренными жителями. На руководящих должностях и в культурном секторе титульные национальности были в этот период представлены в среднем пропорционально. Однако они были слабо представлены в производстве и медицине. Недостаток технических специалистов в восточных республиках, особенно в Центральной Азии, ощущался до самого конца существования Советского Союза.

Профессор Стэнфордского университета Дэвид Лэйтин в книге Identity in Formation описывает три модели вхождения окраинных элит в Советский Союз: титульные национальности легко могут занимать посты общесоюзного значения (Украина), элиты контролируют свои республики и не могут или не хотят переходить на общесоюзные должности (Латвия, Эстония) и «колониальная модель», при которой титульные национальности делят с русскими власть в своих республиках и не имеют никакой возможности занять важные общесоюзные посты (Казахстан).

В конце исследования «Экспроприация, ассимиляция, ликвидация: Понимание советского поселенческого колониализма» Ботакоз Касымбековой из Базельского университета и Аманат Чокобаевой из Назарбаев университета говорится:

«До сих пор Советский Союз в основном ассоциировался с антиимпериализмом и антикапитализмом и игнорировался в дискуссиях о поселенческом колониализме. Однако советский колониализм имеет решающее значение для пересмотра связей между социализмом и колониализмом. Он показывает, как отмена частной собственности и рыночной экономики в Советском Союзе не смогли устранить колониальные модели угнетения, экспроприации, физического и культурного насилия над меньшинствами и расовой иерархии. Социалистическая экономика и социалистическое управление увековечили то самое неравенство и колониальное угнетение, которые, как они утверждали, должны были устранить».