Холодный прием. Как живут те, кто бежал из Афганистана в Россию после падения республики

По данным ООН, с момента прихода талибов к власти в 2021 году Афганистан покинули более 1,6 миллиона человек.

Покидают страну не только те, кто работал на правительство Ашрафа Гани и теперь боится преследования. Уезжают несогласные с политикой талибов и молодежь, которая не видит для себя перспектив в стране победившего шариата.

Из 1,6 миллионов бежавших от власти талибов около 600 тысяч переехали в Пакистан, 300 тысяч — в Иран. После падения Кабула США эвакуировали на свою территорию более 70 тысяч граждан Афганистана, еще 8 тысяч вывезла Великобритания.

Россия — не самое популярное направление для эмиграции. Тем не менее, с 15 августа 2021 года поток беженцев увеличился, рассказала «Медиазоне» руководительница социальной приемной «Гражданского содействия» Лейла Рогозина.

Только за прошлый год в «Гражданское содействие» обратились 700 граждан Афганистана. Реальное число прибывших после 2021 года в Россию афганских беженцев, вероятно, больше: не все из них обращаются за помощью к правозащитникам.

«Часть беженцев самостоятельно обращаются в [российскую] миграционную службу. Они не знают процедур и попадают там под такой прессинг [ФМС], которая или прогоняет их, или посылает в "Гражданское содействие", или вызывает полицию из-за нарушения режима пребывания», — описывает практику взаимодействия российского государства с беженцами Рогозина.

Каждый третий заявитель «Гражданского содействия», бежавший от власти талибов, в прошлом работал на республиканское правительство. Есть среди заявителей и несколько бизнесменов, у которых талибы отобрали бизнес. Есть и обычные афганцы, которые не хотят иметь ничего общего с талибами.

Пресс-секретарь «Гражданского содействия» Николай Ворошилов описал кейс одного из заявителей, афганского бизнесмена из народа Кызылбаши (сам мужчина не дал комментарий «Медиазоне»). Талибы арестовали и держали в тюрьме бизнесмена только за то, что его бизнес-партнер имел гражданство Японии. Кроме того, этот мужчина — шиит, и талибы угрожали «принять меры», если его семья не прекратит отмечать шиитские праздники.

Впрочем, большинство афганцев, которые обращаются в «Гражданское содействие», по национальности в основном представители двух крупнейших этносов Афганистана — таджики и пуштуны. Было бы неверно говорить о том, что убежища просят в основном представители этнических меньшинств, отмечает Лейла Рогозина.

Большая часть беженцев селятся в Москве и области — там есть работа. Этим Россия выгодно отличается, например, от Таджикистана, где власти запрещают афганским беженцам селиться в крупных городах и столице Душанбе.

Частая история среди афганских беженцев в России — иммиграция по учебной визе. Россия ежегодно выделяет несколько десятков мест в государственных вузах для граждан Афганистана (в основном, это технические специальности). Молодые люди приезжают по такой визе в Россию и пытаются обратиться за убежищем, либо через Беларусь выехать в Европу.

«В основном пытаются выехать в Европу те, кто более-менее финансовое обеспечен. А к нам обращаются в основном студенты, которые не смогли продолжить учебу, — говорит правозащитница. — Если говорить [не о студентах, а] о семьях с детьми, члены которых работали на прежнюю власть… У нас много семей, которые работали в полиции, работали в государственных органах. Они через Иран добрались в Москву, и мы [здесь] помогаем обращаться за убежищем».

Москву выбирают, так как основная работа для афганских беженцев — это рынок, объясняет Рогозина: в Москве есть «Садовод» и «Южные ворота», где работают много афганцев. У некоторых беженцев в Москве есть какие-то родственники, которые могут дать пожить у себя или помочь с поиском квартиры.

Правовые коллизии

Если говорить о юридической стороне вопроса, то в России для иностранцев или лиц без гражданства, вынужденно покинувших свои дома и оказавшихся в РФ, существует две программы: получение статуса беженца либо временного убежища на год.

Статус беженца предоставляют в основном тем, кого власти России считают политическим беженцами. Его дают крайне редко: по данным МВД РФ от 31 декабря 2022 года, всего с таким статусом во всей России живут 277 человека — это очень мало, и с каждым годом эта цифра падает, а не растет.

Обычно сотрудники Федеральной миграционной службы России предлагают оформить временное убежище тем людям, которые обращаются за статусом беженца.

«Временное убежище — это такой гуманитарный статус на один год. Но там какая процедура: вот человек обратился за убежищем со своим заявлением, ему назначают дату интервью с переводчиком. А там в миграционной службе Москвы один переводчик. Представьте себе: если пришло 60 человек, значит, эта очередь растянется на 60 рабочих дней, потому что в день они только одну семью принимают — там действительно много работы по опросу, анкетированию, дактилоскопированию… Вот и поэтому наше государство очень мало финансирует миграционную службу и совсем не заинтересовано в предоставлении убежища никаким беженцам», — резюмирует Рогозина.

После того, как беженцы обращаются с заявлением, они ждут, когда им назначат день интервью. После интервью (через 5-7 дней) они получают справку о рассмотрении ходатайства о предоставлении временного убежища. Ходатайство рассматривается 3 месяца, и за это время человек должен еще пройти медицинское обследование за свой счет, хотя раньше это оплачивало российское государство, отмечает правозащитница.

Кроме того, на время рассмотрения заявления о предоставлении временного убежища, человек не имеет права легально работать в России — такое право просители получают только после предоставления им временного убежища.

«Пока заявление на временное убежище рассматривается, в эти три месяца государство не оказывает беженцам никакой поддержки. И вот эти три месяца они должны что-то кушать, где-то добывать себе пищу. Как [беженец] должен существовать — непонятно», — говорит Рогозина.

«Талибы пришли за мамой»

Шабане Айюби 35 лет. Она приехала в Россию в ноябре 2022 года вместе с семьей и обратилась в «Гражданское содействие», а правозащитники помогли ей получить временное убежище в Москве.

Шабана согласилась поговорить с «Медиазоной» о первых месяцах жизни после падения Кабула и о том, как приход талибов к власти изменил ее жизнь.

О первых месяцах жизни под властью талибов

— Я работала учительницей английского в школе около шести лет. У меня есть высшее образование: я закончила бакалавриат по направлению «Политические науки», а затем и магистратуру по международным отношениям.

Через несколько дней после того, как Кабул захватили талибы, я пришла на работу. Там стоял солдат, который сказал мне: «Ты — женщина, а твои ученики — мальчики. Это запрещено». Я вернулась домой и заплакала — я не знала, что делать, кем работать и как кормить своих детей.

У меня есть дочь-восьмиклассница, она хотела стать журналисткой. Вскоре после того, как меня уволили с работы, она пришла в школу и обнаружила, что учиться ей больше нельзя — талибы запретили образование для девочек старше шестого класса. Она пришла домой в слезах, мы тоже плакали.

Каждый день моя дочка надевала школьную форму и шла к школе в надежде, что ее пропустят, но безрезультатно. В конце концов меня вызвал к себе директор школы и сказал: «Ваша дочь здесь больше не учится. Не надо отпускать ее в школу — талибы не разрешают девочкам [старше 6 класса] учиться. Если она продолжит сюда ходить, то талибы посадят ее в тюрьму». Я возразила, что моя дочь всего лишь ребенок, на что он ответил мне: «Талибы об этом не знают. По их закону, девочка в 12 лет должна быть замужем и иметь детей».

Мы — таджики, и мой муж работал в частной фирме, которая выполняла государственные заказы еще со времен президента Ашрафа Гани. В один из будних дней мой муж вышел на работу как обычно, но вернулся уже через несколько часов со слезами на глазах. Я спросила его: «Что случилось?». «Я уволен, потому что я не пуштун».

О митингах

В какой-то момент я сказала себе, что слезами делу не помочь, и мы должны сопротивляться талибскому гнету. Я сказала это своему мужу, но он попытался запретил мне даже думать об этом: «Ты — мать троих детей!». Я ответила ему, что я не могу так жить дальше.

Я нашла группу единомышленниц, и мы устроили митинг. Мы вышли на дорогу, скандируя требования вернуть женщинам их право работать и учиться. Талибы распылили в меня и моих соратниц слезоточивый газ. Мы не сдались и вышли на улицы еще несколько раз, но каждый раз талибы жестоко разгоняли и били демонстранток. В какой-то момент боевики предупредили нас: «Выйдете еще раз — застрелим. Это будет только ваша вина».

Чтобы заставить нас замолчать, талибы прибегли к еще одной тактике: они начали похищать тех женщин, которые участвовали в антиталибских демонстрациях. За неделю могло произойти по три таких случая. О судьбе некоторых из похищенных ничего не известно до сих пор.

Одну из моих знакомых схватили на улице, когда она шла в магазин. Ее затолкали в машину и предупредили, что убьют ее, если она продолжит заниматься активизмом. А у нее двое детей!

Об эмиграции

Мои родные стали бояться за меня. Я почти перестала выходить из дома. Каждый раз, когда нам звонили в дверь, мои дети кричали и плакали — возможно, это талибы пришли за мамой. Жизнь стала адом для нас. У нас дома было нечего есть, мой муж и я сидели без работы.

Я написала с просьбой об эмиграции властям Германии, Канады и США, но они не ответили мне, потому что я не могла предоставила доказательств своей работы на западную компанию или фонд. В Афганистане я работала преподавательницей, я просто хотела быть полезной для нового поколения нашей страны.

В конце концов мы решили покинуть Афганистан из-за страха перед «Талибаном». Мы поехали сперва в Герат, а затем выехали в Иран. Я сказала своей матери, чтобы она продавала все мои вещи, все, что я заработала за свою жизнь. Мама продала мою машину, на эти деньги мы смогли получить приглашение в РФ, получили визу в Иране и переехали в Москву. Здесь мы живем уже около восьми месяцев.

Мой муж и мои дети сейчас со мной в Москве. У меня три ребенка: две дочери и сын. Я долго просила взять моих детей в школу, и вот два дня назад мне позвонили и пригласили детей пройти тестирование. Если они сдадут — их возьмут в школу, если не сдадут, то я думаю, не возьмут, я не знаю.

Раньше мы жили у родственников, сейчас сняли квартиру в районе метро Ольховая на окраине Москвы. У меня нет работы, и поэтому денег на жизнь почти не остается. Аренда в Москве очень дорогая, детей нужно кормить, покупать им одежду, обувь и многое другое. Я не могу найти работу, потому что не говорю по-русски, я только учу язык. Мой муж работает за 1 500 рублей в день.

НКО много помогают. Например, каждый месяц «Гражданское содействие» дает нашей семье немного продуктов, этого мало для нас пятерых, но я и за это благодарна. Каждый месяц я беру у них поношенную одежду для моих детей, для себя и для мужа. Это очень большая помощь.

Афганские женщины находятся в экстренной ситуации. Тысячи таких как я, образованных, но безработных, едва сводят концы с концами. Те, кто поддерживают власть талибов, не думают о нас, афганских женщинах. Я в депрессии, потому что я получила образование, я была активной гражданкой своей страны, а оказалась здесь в ужасном положении.