«У меня в газете ни акима, ни елбасы». Журналист из Туркестана Амангельды Батырбеков о покушении и затяжной войне с чиновниками

Амангельды Батырбекову 56 лет. В журналистику он пришел в 2012 году, до этого занимался коммерцией и планировал открыть гостиницу в курортной зоне. В 2013 году стал председателем общественного объединения «Сарыағаш-Әділет», которое, как рассказывает журналист, «борется с незаконностью и коррупцией». В 2017-м на базе общественного объединения открылась газета «С-информ», и Батырбеков стал ее главным редактором.

С 2003 года, на протяжении почти 15 лет, Батырбеков судился с чиновником из МВД за земельный участок, который тот у него отобрал. Чтобы отстоять свою землю и писать про чиновников-коррупционеров, Батырбеков получил диплом юриста. «Я понял, что всему этому причина — коррупция. И вот я дал себе слово, пока буду жив, бороться с коррупцией», — поясняет журналист.

Имя Амангельды Батырбекова регулярно фигурирует в уголовных расследованиях. На момент выхода интервью он проходит в качестве свидетеля с правом на защиту по делу о доведении до самоубийства местной блогерши и по делу о разглашении данных досудебного производства. «Если в какой-нибудь месяц на меня не возбуждается уголовное дело, мне не спится. Думаю: елки, забыли меня правоохранительные органы», — смеется он.

В 2019 году, когда суд приговорил Батырбекова к двум годам и трем месяцам колонии за пост в фейсбуке об очередном чиновнике, за журналиста вступились международные организации. «Репортеры без границ» и «Комитет по защите журналистов» потребовали от Казахстана немедленно освободить Батырбекова и снять с него все обвинения. Через три с половиной месяца апелляционная коллегия оправдала журналиста и принесла ему извинения от лица государства.

(В этом интервью Амангельды Батырбеков пересказывает содержание своих статей. Не все выдвинутые им обвинения доказаны судом).

— Давайте начнем с 3 января. Вечер, вы всей семьей дома…

— Мы были дома. У нас во дворе находятся дом и маленький строительный магазинчик, вход в который — со стороны трассы. В магазине есть подсобное помещение. Мы с сыном сидели там, готовили материалы в номер на январь. В 23:09 исполнитель заходит через калитку, подходит к дому и стучится в окно. Дочка открывает форточку. Он представляется Абылаем и спрашивает: «Где господин Амангельды?» Говорит что-то про колеса для «тойоты». Дочка отправляет его ко мне в магазин. Он думает, что я в магазине сижу один. Киллер выходит из двора, обходит забор и подходит к магазину со стороны входа. В это время я говорю сыну: «Там какой-то Абылай должен подойти. Иди открой».

Сын выходит из подсобки в магазин. На двери магазина есть окошко. Сын видит силуэт в капюшоне, собирается открыть дверь, а тот как дернет дверь на себя. Обычно покупатели дверь не дергают, они просто стоят. Сын, почувствовав неладное, сразу же [дверь] тянет на себя и отходит в сторону. В эту долю секунды тот успевает сделать выстрел, и дробь попадает сыну в правый бок, в основном, в мышцы правой руки и штук 10-15 — в тело. Сын выбегает во двор через другую дверь. Тогда [исполнитель] обходит магазин и делает второй выстрел в спину и тоже попадает. Сын падает и истекает кровью. В машине ждет второй, подельник. И они с исполнителем скрываются.

Когда прозвучал первый выстрел, я в подсобке услышал грохот и сразу же крик сына. Только встал, сделал шаг — и второй выстрел. Пока я дошел до двери подсобки, нападавший уже убежал к машине, и она рванула с места. Я не видел ни машину, ни исполнителя. Сына мы сразу отвезли в больницу. Я кое-как останавливал кровь. Успели. Много крови он потерял. Его сразу же прооперировали, но, оказывается, невозможно вытащить из тела всю дробь, что-то осталось.

23 января исполнителя привезли сюда на следственные действия. И мы друг на друга смотрели. Он в конце мне сказал: «Аға, вы извините, пожалуйста. Я не хотел вас убить». У него спросили, видел ли он, в кого стрелял. Он ответил: «Видел, но они так похожи с господином Батырбековым, что я подумал, что это он. Я не знал, что они вдвоем сидят в магазине».

— Вы назвали имена тех, кого вы лично подозреваете в организации нападения. Больше всего ваших подозрений падает на руководителя отдела образования Сарыагашского района Туркестанской области Бауржана Майрихова. Почему?

— 30 ноября прошлого года у меня в газете про него вышла статья. Все детские сады в районе подчиняются ему. С главным специалистом отдела образования они открыли детский сад «Алихан-2020». Там числилось 110 детей. Целый год существовал сад, детей не было, но деньги они получали. На каждого ребенка государство выделяло 25 тысяч тенге в месяц. Получается, государству был нанесен урон на десятки миллионов тенге.

— Как вы собирали эти факты?

— Люди приходят. Говорят, вот там какой-то садик, но никто не ходит туда. Что за садик, непонятно. Потом мы через свои источники убедились, что садик действительно есть. Отправили своих людей, и они стояли там с утра до вечера, но никто детей не приводил. Через свои каналы в районном отделе образования мы узнали, что этот садик был зарегистрирован в начале 2020 года во время пандемии и ему выделяли государственные средства, но по сегодняшний день в садик никто так и пришел. Я направил письмо в прокуратуру и начались проверки.

— Вы думаете, из-за статьи про садик Майрихов хотел вас убить?

— Это мое подозрение. Но не только из-за садика. Я про него очень много писал. 23 сентября прошлого года Майрихов был уволен с работы по моему заявлению. Я выяснил, что он не выходил на работу, но он достал справку, что болел коронавирусом, и суд восстановил его в конце декабря. А тут уже моя статья про садик. Он осознал, что если он не уберет меня, то у него работы не будет, нормальной жизни не будет.

— У вас постоянно идут какие-то суды, против вас почти всегда ведутся расследования. Одно из последних — уголовное дело о клевете на трех судей Туркестанского областного суда. Чем все закончилось?

— Прекратили уголовное дело! В моих действиях состава преступления нет. Про меня какая-то дура пишет в фейсбуке, что я козел, пес, извини меня за выражение, гондон. Суд ее оправдал, хотя экспертиза заключила, что это оскорбления. Ну, я и говорю, раз суд оправдал, значит, судья сам козел, сам пес, а председатель судебной коллегии по уголовным делам, он — гондон. И вот двое судей и председатель подали на меня заявление. Между прочим, как рассказал мне начальник департамента полиции Туркестанской области генерал Дальбеков, это впервые. Не пишут судьи заявления.

— В 2019 году вас приговорили к двум годам и трем месяцам колонии за посты в фейсбуке о другом чиновнике — руководителе отдела образования Келесского района Бахтияре Абдиеве. Что это за история?

— Я, ссылаясь на кого-то, писал, что он тупой. Оказывается, он еще и в коррупционных деяниях замешан. И Абдиев подал на меня частную жалобу о клевете и оскорблении. В результате меня в суде взяли под стражу и отправили в тюрьму. Но потом апелляционная инстанция оправдала меня, и впервые в истории Казахстана суд принес мне извинения от имени государства.

Так как меня по его жалобе судили и оправдали, получается, это он ложный донос написал. На него возбудили уголовное дело. Он хотел откупиться от меня, через посредника предлагал деньги, но я сообщил об этом в антикоррупционную службу, правда, дело в итоге замяли.

— Ссылаясь на кого-то, писали, что он тупой. Так можно?

— А почему нет? Если я сейчас скажу, что Назарбаев тупой, вы напишете у себя, что Батырбеков говорит, что Назарбаев тупой.

— На кого ссылались, помните?

— Какой-то фейковый аккаунт Алик Федоров.

— Фейковый еще!

— Все равно он же публикует свой материал. Все читают, это соцсеть.

— Когда вы попали в СИЗО в первый раз?

— 10 октября 2015 года, когда меня осудили на полтора года за клевету по частной жалобе заместителя районного прокурора Нурлана Сапарова. Я тогда работал в газете «Әділет». У меня там была статья про троих парней, которые были незаконно осуждены. В этом был замешан Сапаров. Четыре месяца я провел в СИЗО, а потом приговор отменили, дело направили в РОВД. 29 января 2016 года меня освободили в зале суда.

6 июня меня задержали по заявлению Сапарова, который уже стал прокурором. Я шесть месяцев просидел под домашним арестом. Потом меня судили по двум статьям: ложный донос и клевета на прокурора. По ложному доносу оправдали, а по клевете на прокурора — освободили по амнистии в зале суда. Еще четыре месяца я провел в СИЗО в 2019 году из-за чиновника Абдиева.

— Как вам сиделось за решеткой?

— Все арестанты меня уважали. Я, конечно, не был блатным, но я не хуже блатных сидел. Меня на руках носили. Они говорили: «Мы все сидим за свои корыстные, шкурные преступления. Единственный, кто за идею сидит, это Амангельды». Сотрудники тоже не глупые. Они уважают тебя, если видят, что все сокамерники уважают, а они не будут уважать за красивые глаза, для этого нужно иметь вес. Если про условия, то в 2019 году условия были лучше, чем в 2015-м, везде уже видеокамеры были.

— Какое из дел против вас вы считаете самым возмутительным?

— Все мои суды в основном по статье о клевете, это ладно. Вопиющим в своей практике я считаю дело об изнасиловании семилетнего мальчика из села Абай. Я был в шоке, когда ко мне пришел юрист и рассказал, что по заявлению бабушки не возбуждают уголовное дело, не назначают экспертизу. Как это так? На свой страх и риск написал эту статью, хотя экспертизу к тому времени провели, и она не показала следов изнасилования. Много угроз было. Подбрасывали записки со словами «тебе не жить», звонили с незнакомых номеров. Я следил за каждым шагом следствия, так как, если бы что-то пошло не так, меня бы первого задержали.

— Расскажите про свою газету.

— Я работал в разных изданиях. Редакторы умоляли меня не писать на коррупционные темы. Потом я решил, если хочешь правду писать, то надо свою газету открывать, а то все остальные госзаказы выполняют. У меня в газете ни акима, ни елбасы. Если про них что-то появляется, то только с критикой.

Газета выходит раз в месяц на восьми страницах тиражом три с половиной тысячи экземпляров. С первого дня цена не менялась — 75 тенге. У нас в регионе много узбеков, две таджикские школы. На их языке периодической печати нет, поэтому я стараюсь публиковать статьи и на их языках. Последние несколько номеров вышли на казахском, русском и узбекском.

— Газета приносит доход?

— Аким района предлагал поддержку, я принципиально отказался. Если мы будем поднимать актуальные проблемы, люди будут покупать газету, и мы будем жить. Если мы никому не интересны, значит, закроемся.

— У вас большая семья. После покушения родные не просили вас все бросить?

— У меня пятеро детей: сын и четыре дочки. Самая младшая 2007 года. Они давно привыкли, но после покушения такое было! Жена ругалась. Но разве я остановлюсь на полпути? Спросил у сына, он сказал: «Нет, отец будет топить дальше».