«При Каримове бы его расстреляли, а потом разбирались?». Чего добивается семья ученого, ставшего жертвой шпиономании властей Узбекистана

1 декабря 2017 года ученого-тюрколога Андрея Кубатина приговорили к 11 годам колонии по делу о госизмене. По версии обвинения, Кубатин за тысячу долларов продал отсканированные копии редких книг об Узбекистане турецкому ученому — главе Турецкого агентства по сотрудничеству и координации (ТИКА) Сулейману Кизилтопраку. Заявление в СНБ написал другой сотрудник ТИКА Музаффар Жониев, который, по его словам, присутствовал на переговорах Кубатина с Кизилтопраком.

Пять месяцев после задержания 25 марта 2017-го года Кубатин провел в изоляторе на Гвардейской, затем его осудили и перевели в бывшую Таштюрьму, где он находился два с половиной года.

В суде Кубатин рассказывал о пытках и избиениях в изоляторе и подчеркивал несостоятельность обвинения. Тюрколог настаивал, что переданные им для составления путеводителя по Узбекистану научные работы можно найти в интернете, а исследовал личную библиотеку ученого и делал заключение о том, что именно представляет гостайну, сотрудник Института судебно-медицинской экспертизы имени Сулеймановой, совершенно не разбирающийся в истории Востока.

В поддержку Кубатина выступило мировое научное сообщество. В письме президенту Узбекистана Шавкату Мирзиееву коллеги исследователя подчеркивали, что «обмен литературой — это форма кооперации и взаимопомощи между учеными» и называли Кубатина «редким по своим профессиональным качествам специалистом, одним из тех, чьи работы позволяют выйти на мировой уровень узбекистанской науке».

После первой апелляции по делу тюрколога суд сократил наказание до пяти лет. Затем, в сентябре 2019 года, полностью оправдал. Выйдя на свободу, Кубатин строил планы на дальнейшую научную работу и говорил, что «не держит зла» на власти после оправдательного приговора.

«Как только я попал в тюрьму, [я понял что], я ничем не отличаюсь от скота на улице: без прав, без всего», — вспоминал ученый свое заключение, отмечая, что «благодаря политике Мирзиеева» отношение к заключенным поменялось.

Спустя год после освобождения, 29 октября 2020 года, Кубатин скончался от коронавирусной инфекции. Его семья считает, что причиной тяжелого хода растянувшей на 25 дней болезни стало подорванное в изоляторе и колонии здоровье. Сестра ученого Клара Сахарова рассказывает, что из колонии ее брат вышел уже больным человеком — страдал из-за артериального давления, жаловался на боль в ногах.

По освобождении из колонии тюрколог подал иск о возмещении вреда на сумму 560 млн сумов. После его смерти, 10 декабря, сестра получила по почте решение суда, согласно которому материальный ущерб ученому составил ноль сумов. Суд решил выплатить ученому лишь 462 тысячи сумов, из которых 446 тысяч пришлись на оплату госпошлины, а 16 тысяч — на почтовые расходы.

Путеводитель по изоляторам

Клара Сахарова вспоминает, что уголовное дело начало раскручиваться, когда ТИКА предложило Кубатину написать путеводитель по историческим местам Узбекистана. По словам сестры ученого, сам Кубатин не мог взяться за эту работу.

«Там был такой сотрудник, Музаффар. [Кубатин] говорит: "Я ему дам литературу, пусть он сделает, а я потом проверю, лично я сделать не могу, потому что занимаюсь научными работами". Они поговорили [с руководителем ТИКА], но ни к чему не пришли, и где-то через неделю моему брату этот Музаффар стал названивать, чтобы тот принес на диске ему литературу. Музаффар прямо настаивал, чтобы брат принес этот диск», — объясняет Сахарова.

Кубатина задержали 25 марта 2017 года. Его вдова Феруза Джуманиязова говорит, что в тот день они договаривались встретиться после работы и пойти по делам, но у мужа был отключен телефон.

«Я начала беспокоиться. Около пяти-шести вечера он позвонил, сказал, что все нормально и что он в РУВД. И снова выключил телефон, — рассказывает Феруза. — Когда спустя пять месяцев мы все-таки встретились, он рассказал мне, что произошло в тот день. Оказывается, когда он закончил работу, ему позвонил Музаффар Жониев, который работал в ТИКА, и попросил жесткий диск с библиотекой [Андрея]. Сказал, что сам приедет за Андреем и возьмет этот диск. Муж ему сказал: "Давай не сегодня, у меня работа". Но тот настаивал».

В итоге после встречи Джалиев предложил подвезти Кубатина до дома, добавляет Джуманиязова. По пути ученого задержали сотрудники СНБ. «Открыли машину, побили Андрея и отвезли в РУВД», — говорит она.

В РУВД на Кубатина составили протокол о неподчинении силовикам и на 15 суток отправили в изолятор. Пока он отбывал административный срок, отмечает вдова, содержимое компьютера ученого дважды изучали эксперты.

«Первый специалист сказал, что в [документах] на компьютере нет ничего особенного — обычные научные труды. Это не понравилось СНБ. За эти 15 дней они сфабриковали дело: нашли нужного эксперта, который обнаружил там, что им было нужно», — утверждает она.

«В РУВД и [в изоляторе] к нему применяли физическое и психологические насилие, заставляли, чтобы он написал, что действительно является шпионом. Два раза его водили на допрос — во второй раз принесли практически на руках, потому что отбили все, что только было можно. Его закрывали в мягкую комнату, пытали. На суде он рассказывал, что его там избивали, медики тогда зафиксировали кровоподтеки. Но его никто не слушал. Брат рассказывал госадвокату, который вел дело, что его избивают, но адвокат ничего не делал», — возмущается сестра ученого Клара Сахарова.

Уголовное дело против было возбуждено только 10 апреля — после того, как Кубатин отбыл 15 суток.

«Нам не сообщили, по какой статье, сказали, что это совершенно секретно. Адвокат был государственный, он тоже не сказал нам ничего. Мне ничего не было известно. Вот так мы жили пять месяцев», — заключает Феруза Джуманиязова.

«Хотела поджечь себя, чтобы на нас обратили внимание»

Уже в декабре 2017 года суд приговорил Кубатина к 11 годам колонии, признав виновным в государственной измене. После этого родные ученого — сестра и супруга — «начали звонить во все колокола» и развернули кампанию в поддержку осужденного.

«Мы тут же начали выходить на все инстанции, потому что, [пока шло судебное следствие], адвокат запугивал нас, говорил: "Не ходите никуда, ничего не пишите, вы сделаете только хуже, его убьют". Я объявляла голодовку, выходила на пикеты на площадь. Хотела себя поджечь, чтобы нас нас обратили внимание», — рассказывает Клара Сахарова.

Сестра добавляет, что Кубатин был «в ужасном состоянии», когда она впервые после приговора увидела его: «Представительный парень — метр восемьдесят, под сто килограмм, цветущий, с горящими глазами — превратился в старика. Похудел, весь в болячках каких-то, головы не поднимал даже».

Джуманиязова добавляет, что через несколько месяцев после приговора опубликовала в фейсбуке обращение Кубатина к омбудсмену, что «вызвало большой резонанс» — письмо перепечатали мировые СМИ. «Андрей был знаменитым ученым, он знал мертвые языки, это редкость. Хотя он не защитил диссертацию, он был широко известен мировой исторической науке своими исследованиями и статьями. Затем ученые со всего мира написали письмо президенту Мирзиееву», — вспоминает Джуманиязова.

Усилия близких Кубатина не прошли даром. В апелляции суд сократил его срок до пяти лет и перевел в «более приветливую» колонию «Таваксай». Тюрколога отправили работать вместе с другими заключенными, но почти сразу отправили трудиться в библиотеку. «Я к нему приезжала, мне говорят: "Что он тут делает, он же порядочный человек, как он тут оказался?"» — отмечает Клара Сахарова.

Семья Кубатина собиралась добиться оправдания, поэтому после первой апелляции они обратились к генпрокурору Отабеку Мурадову. «Он пригласил меня к себе на прием, после разговора они начали пересматривать дело. 26 сентября моего брата освободили за неимением состава преступления», — говорит Сахарова. Феруза Джуманалиева подчеркивает, что на освобождение ее мужа повлияла и начавшаяся в Узбекистане реформа пенитенциарной системы — тогда власти объявили о работе над прозрачностью судебных решений и «восполнении пробелов» уголовного законодательства.

«Но за эти два с половиной года он полностью потерял здоровье — у него нарушена была нервная система, давление, почки, печень. Когда он заболел ковидом, у него было поражение легких всего до 50%, но он не смог этого выдержать. Он был полностью истощен, [перед смертью] у него была паника», — плача, вспоминает сестра ученого. «Если бы его не посадили по сфабрикованному делу, мой муж был бы жив», — соглашается с ней Феруза.

Мнимые шпионы и предатели

В Узбекистане уголовные дела о измене государству «путем шпионажа и выдачи госсекретов» регулярно доходят до суда. В 2020 году было вынесено два решения по 157-й — в январе к 5,5 годам колонии приговорили бывшего дипломата Кадыра Юсупова, в марте на 12 лет в колонию отправили журналиста Владимира Калошина, трудившегося в газете Министерства обороны «Ватанпарвар».

Самыми громкими решениями, помимо кейса Кубатина, стали уголовные сроки 36-летней Алене Ким, которую признали виновной в шпионаже в пользу Таджикистана, и «русскому шпиону» Акбару Ярбабаеву, осужденному вместе с женой за госизмену.

Адвокат Сергей Майоров рассказывает, что такие уголовные дела сразу же засекречивают, рассмотрение проходит в закрытом режиме, а сторонам не выдают ни приговор, ни судебные акты — только выписки из них. «О том, что гостайна выдана иностранцам, становится "известно" от самого арестованного — под пытками», — говорит юрист.

По словам Майорова, дела о госизмене возбуждают, в основном, против военных, силовиков и чиновников. Адвокат объясняет, что занимается изучением дел о шпионаже с 2006 года и не встречал среди них ни одного «обоснованно предъявленного обвинения». «По всем делам имели место фальсификации, через пытки — признания в преступлениях, которых они не совершали, по всем делам грубейшие нарушения УПК, Конституции, Пакта о политических и гражданских правах, законов "О защите государственных секретов", "О судебной экспертизе"», — объясняет адвокат.

«Кстати, мне не приходилось защищать лиц, которые, действительно, совершили госизмену или шпионаж. Я не утверждаю, что таких нет. Вероятно, есть предатели и шпионы. Я с ними пока не встречался», — рассуждает он.

Охоту на «шпионов» и фабрикацию дел юрист объясняет тем, что властям необходимо «обосновать» значимость и эффективность службы госбезопасности. «[К тому же], это стимул для бесчестных работников-карьеристов», — добавляет адвокат.

Майоров уверен, что, несмотря на отсутствие статистики по количеству рассмотренных о шпионаже дел, за последние годы меньше таких приговоров не стало. «Просто сроки дают меньше, и пыток стало меньше, но [они] изощреннее. В основном, психологические. За отказ дать ложные показания против себя угрожают создать большие проблемы детям, супруге», — объясняет он.

Никто не ответил, кроме семьи

Феруза Джуманалиева, как и ее супруг, — доктор исторических наук и педагог. Они познакомились еще в университете — у них был один преподаватель-тюрколог Гайбулло Бобоеров. В совместном с Кубатиным интервью после его освобождения Феруза рассказывала, как будущий муж помогал ей искать необходимые книги по тюркологии и обучал тюркской письменности. «Наука нас познакомила», — улыбаясь, говорила она.

У Кубатина и Джуманиязовой остался десятилетний сын Имбашхан, который заканчивает третий класс. «Наш сын потерял отца на два с половиной года, только-только Андрей вернулся и умер. Он до сих пор не верит, просит увидеться с папой. Он недавно говорит: "Вот сейчас месяц Рамазан, люди говорят, что все ангелы с нами, мой папа тоже с нами?". Я отвечаю: "Не только в месяц Рамазан, папа всегда с нами"», — говорит Джуманиязова.

Семья продолжает требовать компенсации за незаконное тюремное заключение Кубатина и пытки. В апреле 2021 года, спустя полгода после смерти ученого, прокуратура отказалась возбуждать дело против СНБ и расследовать пытки ученого: силовики «никакого физического или психологического давления» на Кубатина не оказывали, считают в ведомстве.

«Здесь невозможно правды добиться. Но я все время борюсь, я не остановилась. Я хочу знать, почему. Почему сфабриковали уголовное дело? Куда смотрел судья? Почему никто не слушал моего брата? До 99-го года по этой статье был расстрел — то есть при Каримове бы его расстреляли, а потом разбирались? Его столько раз звали за границу работать, он никуда не поехал, был предан родине, а с ним вот так…» — сетует Клара Сахарова.

Она также обращалась в прокуратуру с просьбой расследовать смерть брата в Зангиатинской инфекционной больнице №2, но и по этому иску получила отказ. По ее словам, первые сутки медики не давали ему лекарств — позже она обнаружила купленные препараты нетронутыми в тумбочке у кровати Кубатина.

«Не знаю, как это понимать, не знаю, [лечили] ли его. Знаю только, что мы его потеряли. Я и доверие потеряла — во власть, в государство. Нам так досталось — представляете, две женщины против [всех]. Мы выезжали в два часа ночи [на свидания к Андрею], в снег, в холод, стояли там в очереди, чтобы передачки передать, потом — в очереди, чтобы попасть на телефонный звоночек, через стекло хотя бы увидеться ненадолго. Я не могу вам даже объяснить, что я потеряла с его смертью. 29 апреля исполнилось полгода, но такое ощущение, что это было вчера. Рана кровоточит, ни капельки не зажила. Так обидно, что никто не ответил за это, кроме семьи», — заключает Сахарова.