Синьцзян на Арале. Блогер из Каракалпакстана — о жизни в самом депрессивном регионе Центральной Азии

46-летний автор ютуб-канала PIKIR Кошкарбай Торемуратов родился в Ходжейли — это город на юге Каракалпакстана со стотысячным населением. Уже в Нукусе он окончил экономический факультет Каракалпакского государственного университета, позже работал в руководстве молодежных организаций при правительстве республики Каракалпакстан и при ходжейлинском районном комитете.

В 2006 году Торемуратов бросил работу, оставил родных и выехал из страны как гастарбайтер. По его словам, он чувствовал себя «не в своей тарелке» из-за политики узбекских властей по отношению к каракалпакам и низкого уровня жизни в республике.

Переехав в Алматы, Торемуратов нашел работу и завел семью, а в 2013 году совместно с земляками запустил сайт Karakalpak.info. «Мы начали публиковать информацию о регионе, и поэтому сразу же попали под давление. Этот сайт работал, когда я был уже в Алматы, но даже тут за мной началась слежка в 2013-2014 годы, следили все эти два года», — говорит Торемуратов.

17 декабря 2014 года Кошкарбая Торемуратова задержали после визита к родственникам в Каракалпакстан, когда он уже собирался обратно в Алматы.

«Я выехал из города Нукуса и на блокпосте там, когда из города выезжаешь, меня схватили. Сфабриковали документ, в паспорте должен был быть штамп о выезде в приграничный район. Поэтому дали мне статью 223 "Незаконное пересечение государственной границы Республики Узбекистан". Первые дни [после ареста] пытались там что-то от меня получить — у них стояла задача найти еще какие-то эпизоды», — вспоминает активист.

Он считает, что уголовное преследование началось из-за его публичной деятельности и попыток осветить происходящее на родине. При этом Торемуратов подчеркивает, что статуса политического заключенного у него нет, так как каракалпаков стараются не судить по статьям, которые признаны «политическими».

«Это же были каримовские времена, там работали так называемые "лохмачи". Через "лохмачей" они хотели добиться чего-то еще и каждый день меня пытали. "Лохмачи" эти не давали спать, 14 дней я не спал — держали в изоляторе, в "карантине". Шесть месяцев меня держали в следственном изоляторе Нукуса, там иногда меня держали одного в камере, иногда бросали к одному-двум людям в камеру, там уже физическое давление было», — рассказывает Торемуратов.

По его словам, после окончания следствия начался суд, на котором были нарушены его права на адвокатскую защиту: «Были подставные адвокаты, которые вообще ничего не делали». Суд приговорил Торемуратова к шести годам заключения.

«Меня отправили в город Карши, в 33-ю зону. Это была особая зона, не "рабочая", там, в основном, сидят политические и религиозные заключенные. В целом я отсидел три с половиной года. Изначально дали 6 лет, но уже после смерти Каримова я вышел по УДО, уехал в Казахстан и опять воссоединился с семьей», — подытоживает блогер.

О свободе слова, СМИ и протестных движениях

После отсидки и возвращения в Казахстан Кошкарбай Торемуратов решил завести свой ютуб-канал, чтобы продолжить освещать проблемы прав человека на родине. Первый его видеоролик датируется 9 марта 2020 года, сейчас на канал подписаны почти 7 тысяч человек. По его словам, снимать подобные видео, находясь в Каракалпакстане, было бы невозможно.

«Вы наверняка слышали, как недавно пытали и забирали на допросы посреди ночи каракалпакских блогеров и журналистов, которые работают там официально. Например, недавно главного редактора и автора сайта Makan.uz Лолагул Каллыханову ночью забрали, до четырех утра допрос вели и не только ее, с ней там три-четыре журналиста также попали. До сих пор так и делается у нас, с каримовских времен мало что изменилось», — констатирует Торемуратов.

Он объясняет, что из-за этого в республике нет объективных СМИ, а в интернете сложно найти достоверную информацию о происходящем в республике: «Даже радио "Свобода" или "Би-би-си" эти темы не поднимают».

«В целом Каракалпакстан для властей больной вопрос — у них статус неясный, то суверенная республика, то в областном статусе, там ни рыба, ни мясо, поэтому они не хотели бы, чтобы проблемы региона вообще как-то поднимались», — утверждает блогер.

Передать какую-либо информацию из Каракалпакстана тоже большая проблема. Торемуратов объясняет это не только действиями силовиков, но и самым плохим качеством интернета среди регионов Узбекистана.

«Активисты, которые находятся в республике, всегда под колпаком — они даже из своего дома не могут организовать трансляцию», — объясняет активист, добавляя, что власти намеренно блокируют им интернет. Он считает, что протестные движения в Каракалпакстане «сильно задушены», так как многих лидеров оппозиции и блогеров вынудили уехать за границу.

Запредельная лояльность каракалпакских чиновников

Торемуратов рассказывает, что, как минимум, половина правительства и Жокаргы Кенеса Республики Каракалпакстан состоит из этнических каракалпаков, но они лояльны к узбекским властям и вовсе не поднимают социальные проблемы местного населения. Также у каракалпаков до сих пор нет своей партии, которая могла бы отстаивать их интересы — чиновники не позволяют ее создать, поэтому в местном Жокаргы Кенесе сидят только депутаты от узбекистанских партий.

«Есть две группы в Нукусе, которые до сих пор не могут получить разрешение на регистрацию национальной партии. Хотя по конституции и законам Каракалпакстана можно иметь свое политическое движение или партию. Когда они подают заявление о регистрации партии в министерство юстиции республики Каракалпакстан, то получают ответ, что по закону Узбекистана политическая партия может зарегистрироваться, если ее инициаторами будут 50 человек и в семи областях Узбекистана они откроют свои филиалы. Но зачем им по семи областям открывать филиалы, когда они хотят работать только в интересах каракалпакских граждан и в парламенте Каракалпакстана?» — недоумевает блогер.

Он отмечает, что по закону Каракалпакстана для создания партии внутри республики нужно 500 подписей, 10 инициаторов и филиалы в 12 районах. Но по неизвестной ему причине этот закон не работает.

По словам активиста, власти несколько раз проводили реформы орфографии каракалпакского языка, чтобы постараться приблизить его к узбекскому.

«Только в 2013 году пару раз изменялся алфавит, а в течение 20 лет уже несколько раз менялись орфографические каноны. Естественно, язык становится более похожим на узбекский. Все-таки каракалпаский язык отличается от узбекского, даже от казахского и тем более не похож на туркменский. Но власти пытаются приблизить его к узбекскому и все термины на официальном уровне берутся общие по Узбекистану», — утверждает Торемуратов.

Также он отмечает, что начиная с 2000-х годов все нормативные акты писались на каракалпакском языке, а на официальном уровне принимались уже на узбекском.

Безработица и ассимиляция

С начала президентства Шавката Мирзиеева в Каракалпакстан начали переселять этнических узбеков из других регионов страны: «В 2017 году пошло переселение узбеков из Ферганской долины, из трех областей: Наманган, Фергана и Андижан. Тогда по 500 фермеров с каждой области переселили к нам. Им давали хорошие угодья, условия для фермерства, скотоводства и так далее», — говорит Кошкарбай Торемуратов, добавляя, что из-за переселенцев местное население стало терять работу.

В пример он приводит Чимбайский и Турткульский районы, которые стали промышленными центрами — сейчас там строят заводы, фабрики и фермерские хозяйства. Но земля и работа там дается «по этническим характеристикам», из-за чего каракалпаки не только не могут найти работу, но и получить разрешение на открытие своего бизнеса.

Из-за невозможности получить работу некоторые каракалпаки меняют в паспорте графу о национальной принадлежности и становятся узбеками: «Есть смешанные семьи, в которых, например, мать узбечка и детям стараются в паспорте указывать узбекскую национальность. Также и с репатриантами, которые приезжают в Казахстан — они тоже через своих каких-то родственников пытаются найти казахские корни, чтобы получить статус оралманов».

Торемуратов утверждает, что сейчас осталась лишь малая часть каракалпаков, которая пытается сохранить свое этническое сознание и выступает против смены национальности.

«Даже в Алматы, когда собирается диаспора, тех, кто менял свою национальность в паспорте — их выставляют как изгоев. Я лично тоже против того, чтобы менять [национальность]. Я, например, живу в Алматы с национальностью каракалпак и есть такие люди, которые нормально живут и работают, не меняя национальности», — объясняет блогер.

Стерилизация

Кошкарбай Торемуратов вспоминает, что попытки ассимилировать каракалпаков начались еще со времен президентства Ислама Каримова — тогда узбекские власти пытались снизить рождаемость, принудительно стерилизуя местных женщин.

«[Стерилизация] проводилась без информирования самих пациенток, это было примерно в 2010-2013 годах. Сейчас тактика сменилась и уже идет пропаганда среди женщин, через гинекологов и так далее, чтобы они стерилизовались. А тогда вмешательство производилось без информирования. Сейчас говорят, мол мы информируем, они сами соглашаются, делаем по желанию и так далее. [Им] говорят, что без этого есть угроза жизни, что сейчас экология плохая и так далее. В целом эта практика сохранилась», — рассказывает активист.

Как объясняет Торемуратов, в каримовские времена практика принудительной стерилизации объяснялась безграмотностью местного населения и рождаемостью по 10 детей на семью, но «в Каракалпакстане такое не особо распространено, чтобы рожали по 10 детей, стерилизацию вообще делали после рождения двух-трех детей».

Также блогер рассказал о высокой младенческой смертности в Каракалпакстане — в этом регион уступает только Андижанской области. Он объясняет высокую смертность детей не только не развивающейся медициной, но и низким уровнем жизни каракалпаков — республика стоит на последнем месте по объему доходов на душу населения в Узбекистане. И это несмотря на ее экономический потенциал.

«Я на самом деле сопоставляю эту политику с тем, что делают китайские власти в Синьцзяне с уйгурами», — добавляет Торемуратов, недоумевая, почему мировые СМИ не освещают проблемы каракалпаков так же детально, как это происходит в ситуации с другими притесняемыми нацменьшинствами.