«Хоть порежь себя, но никто помогать не будет». Житель Джалал‑Абада дошел до Женевы, чтобы добиться компенсации за пытки

Утром 6 ноября 2012 года в камеры ИВС города Джалал-Абад ворвались около десятка сотрудников милиции и начали без объяснений избивать всех арестантов. Били руками и ногами по головам, животам и почкам со словами, что «они обнаглели». Камеры видеонаблюдения предварительно направили в потолок.

«Начался "шмон", нам даже не объяснили, что они ищут. Били по лицу и почкам. Заставили вынести матрасы в прогулочный двор, по дороге били. Один из сотрудников спросил меня, хочу ли я иметь детей, а потом три раза ударил в пах», — рассказывал Самат, который на тот момент был одиннадцатиклассником.

«Утром в камеру зашли 15 сотрудников, били и пинали очень больно. Вывели во двор, где раздели догола и продолжили бить. У меня осталось много синяков», — вспоминал еще один арестант ИВС Илхом.

«Я упал от ударов, но меня продолжили бить ногами, содрали всю одежду и продолжили бить. Было больно, я сказал, что они могут забрать мой телефон, только пусть не бьют», — писал в своей жалобе Джахонгир.

«Мы требовали врача, потому что были сильно избиты. Но помощи не было», — отмечал Алтынбек.

В то утро были жестоко избиты 39 человека, находящихся в ИВС города Джалал-Абад. После избиений у арестантов отобрали все личные вещи, теплую одежду и лекарства; многие из них просили вызвать врача, но лишь нескольких отвезли в больницу.

Бритва

Двумя днями ранее ожидающий в ИВС суда Улан Назаралиев пожаловался администрации изолятора на головную боль и попросил обезболивающее. Ему грубо отказали, дав в руки бритвенное лезвие со словами «Хоть порежь себя, но никто помогать тебе не будет».

Улан стал громко возмущаться, на что сотрудники милиции начали его избивать, приставив к стене, а после душить, чтобы он больше не жаловался на введенные ограничения в ИВС на передачки и прогулки. Улан не смог смириться с таким жестоким отношением и лезвием, полученным от милиционеров, порезал себе левое запястье. «Это был протест, протест против жестокости сотрудников ИВС», — объясняет его адвокат Сардобек Абдухалилов.

В изолятор вызвали скорую, Улану перевязали раны и отправили обратно в камеру. На следующий день рана Улана снова начала кровоточить и его под охраной конвоя все же отвезли в больницу, где наложили швы. Врачи настаивали на его госпитализации, но сотрудники ИВС вернули арестанта в изолятор.

Общее недовольство внутри ИВС росло. Утром 6 ноября милиционеры решили «проучить» всех арестантов.

В день массовых избиений Улан сначала побили в камере изолятора, а потом отвели на второй этаж в один из служебных кабинетов, где продолжили истязания. «Меня били головой об стену. Не выдержав физического страдания, я вынул швы из запястья в знак протеста на такое бесчеловечное отношение. Я упал на пол и получил пинок и приказ встать на ноги. Когда встал снова получил удар по почкам, а после меня приковали наручниками к отопительной батарее. Не знаю, сколько времени я там провел так», — вспоминал Улан тот день.

В служебном кабинете на втором этаже оказался еще один сокамерник Улана Жаныбек. Во время утренних избиений он порезал себе живот, но вместо медицинской помощи его приковали наручниками к стулу и стали бить сильнее.

«У меня нет левой почки, поэтому я быстро потерял сознание. Очнулся на столе с перевязанным животом и заметил уходящего доктора. Уснул. Проснулся в камере и стал звать на помощь, в ответ открылась дверь и сотрудник милиции сильно ударил по почкам и ушел», — сказал Жаныбек.

Последствия

По словам матери Назаралиева, об избиении сына она узнала 8 ноября и несколько дней подряд ходила в ИВС, чтобы навестить сына. Но милиционеры отвечали ей, что «не знают никакого Улана, здесь такого нет». «Один из сотрудников в итоге мне подсказал, что надо идти в больницу. Улан был тяжелом состоянии, голова подшита, левая рука не поднималась. Он сказал мне, что хочет умереть», — писала мать Назаралиева.

8 ноября судебно-медицинская экспертиза, назначенная прокурором, показала, что Назаралиев получил легкий вред здоровью, при этом добавили, что он «мог сам себе причинить вред с помощью острого и тупого предмета».

10 ноября Улан объявил голодовку с требованием встречи с прокурором и не принимал пищу четыре дня. Впрочем, встреча с прокурором не повлияла на то, что проверка не нашла в действиях сотрудников ИВС каких-либо нарушений.

Через несколько недель провели еще одну прокурорскую проверку, которая пришла к выводу, что арестанты «массово не подчинились» руководству ИВС. В это время Улану в больнице диагностировали закрытую черепно-мозговую травму и гипертонию: мужчина жаловался на головные боли, рвоту и эмоциональную нестабильность.

По словам адвоката Абдухалилова, после избиений 6 ноября еще несколько человек нанесли себе различные порезы, все 39 заключенных обратились в прокуратуру.

«Но со временем кто-то не захотел поддерживать жалобу, кто-то отказался, родители двух избитых подростков также не захотели продолжать. Остался только Улан», — говорит адвокат.

Единичные приговоры для милиционеров

Сардар Багышбеков из правозащитной организации «Голос свободы» рассказывает, что в Кыргызстане очень редко удается привлечь милиционеров к ответственности за пытки.

В 2003 году в Уголовный кодекс Кыргызстана была введена статья о пытках, однако за 17 лет по ней вынесли только четыре приговора в отношении милиционеров. В двух кейсах из четырех силовики избежали судимости из-за истечения срока давности.

«У нас обычно такие кейсы волокитятся, а потом закрываются за истечением срока давности. Из-за этого привлечь виновных к ответственности не получится», — говорит Багышбеков.

Согласно данным Генеральной прокуратуры с 2012 года, ежегодно поступают сотни заявлений о пытках, но по большей части из них отказывают в возбуждении дела. 

Первый в истории Кыргызстана обвинительный приговор для милиционера суд вынес в 2013 году. По версии следствия, сотрудник МВД Адилет Мотуев задержал жителя Бишкека по подозрению в краже телефона. Чтобы добиться от задержанного признательных показаний, он заковал его в наручники и душил пластиковым пакетом. В итоге суд признал Мотуева виновным в превышении должностных полномочий и пытках и приговорил к 6 годам колонии.

Вторым случаем стал приговор для милиционеров Базар-Коргонского района, которых осудили на 10 и 11 лет колонии за то, что они пытали подростков и тушили об одного из них сигареты.

В двух оставшихся уголовных делах милиционеров также признали виновными в пытках, но они избежали уголовной ответственности из-за истечения срока давности.

«Из-за того, что наши суды не признают факт пыток, для нас остается только обращение в Комитет ООН, и после их соображения государству рекомендуется пересмотреть дело», — говорит Багышбеков.

Также и случилось с делом Улана Назаралиева: прокуроры отказали ему в возбуждении уголовного дела, а Верховный суд в 2013 году поддержал эту позицию, сославшись на объяснительные сотрудников ИВС, которые отрицали, что били арестантов.

«То, что мы проиграли в стране, не говорит о том, что пыток не было, и мы попросили Улана поддержать заявление для подачи жалобы в комитет ООН по правам человека», — рассказывает Абдухалилов.

Годы ожидания

По словам правозащитника Багышбекова, жертвы пыток в Кыргызстане могут рассчитывать только на компенсацию морального вреда, которую можно получить после жалобы в Комитет ООН по правам человека. Одну такую жалобу комитет рассматривает около пяти лет.

«В Женеве катят огромные тележки, заваленные жалобами из всех стран, и нередко они даже теряют дела или отказывают из-за каких-то процессуальных вещей», — говорит адвокат Нурбек Токтакунов.

В марте 2017 года Верховный суд впервые в истории независимого Кыргызстана признал решение Комитета ООН и обязал выплатить компенсацию в размере 200 тысяч сомов семье Ташкенбая Мойдунова, который умер во время пыток в здании Базар-Коргонского РОВД в 2004 году.

Милиционеры в суде утверждали, что Мойдунов сам повесился, несмотря на показания врача скорой помощи, рассказавшей, что на шее у трупа не было следов веревки, зато были следы от пальцев. Один из обвиняемых милиционеров был осужден по статье о халатности и выплатил 30 тысяч сомов штрафа семье погибшего, а второй сбежал из страны.

Предъявить милиционерам обвинения в пытках не удалось, так как большинство доказательств сгорели в офисе правозащитника Азимжана Аскарова во время межэтнического конфликта 2010 года. Именно Аскаров рассказал о смерти Мойдунова.

В 2020 году из Комитета по правам человека пришел ответ на жалобу Улана Назаралиева. Там решили, что в отношении последнего применили пытки, а государство не оказало ему эффективной правовой защиты. Кыргызстан обязали провести тщательное и беспристрастное расследование обстоятельств пыток, привлечь к ответственности виновных и полностью возместить ущерб, включая выплату компенсации.

Компенсация

Получив решение Комитета ООН по правам человека, адвокат Сардобек Абдухалилов подал иск в Первомайский суд Бишкека, и дождливым утром 26 февраля 2021 года началось заседание о компенсации Назаралиеву. Перед началом заседания адвокат и его оппоненты — представители МВД и Минфина — по-приятельски беседовали. До появления судьи невозможно было сказать, что одна сторона уже восемь лет пытается доказать факт пыток, а другая всячески это отрицает.

Основной аргумент властей для отказа в предоставлении компенсации — отсутствие соответствующего приговора, по которому сотрудников ИВС признали бы виновными в пытках, а «значит, ни о какой компенсации не может быть и не речи». Багышбеков из «Голоса свободы» отмечает, что именно в этот аргумент всегда все упирается. «Поэтому суды даже не дают шанса подать иск о компенсации, потому что должностные лица признаются невиновными», — говорит он.

Адвокат Назаралиева подчеркивал, что в его деле есть соображение Комитета ООН, а кыргызстанские суды обязаны выполнять свои международные обязательства, потому что в противном случае страна не сможет надеяться на помощь, гранты и кредиты.

«Суд решил исковое заявление Назаралиева к министерству финансов Кыргызской Республики о возмещении морального вреда удовлетворить частично. Взыскать с министерства финансов в пользу Назаралиева 50 тысяч сомов», — вынесла решение судья.

После оглашения адвокат Абдухалилов, складывая документы в сумку, недовольно говорил, что «это, конечно, победа», но суд снизил сумму компенсации в 60 раз. «Мы требовали 3 млн сомов, а получили 50 тысяч», — объяснял он.

В марте Абдухалилов подал апелляционную жалобу, снова потребовав 3 млн сомов от властей Кыргызстана.

Правозащитник Багышбеков утверждает, что, согласно статистике «Голоса свободы», ежегодно на пытки жалуются около 3 тысяч кыргызстанцев, то есть каждый третий человек, проходящий через систему ИВС и СИЗО. В органы о пытках сообщают только 10%. Из этого числа только по 1-2% обращений проводятся проверки; в итоге из 3 тысяч случаев расследуются только один-два, говорит он.

В 2017 году ситуация значительно ухудшилась: тогда расследование фактов пыток передали из прокуратуры в Госкомитет нацбезопасности. Сотрудники ведомства, по словам Багышбекова, «сами зачастую пытают людей», не идут на контакт, отказываются отвечать на вопросы, и «даже в здание комитета сложно попасть».

«Если к нам сегодня придет человек и будет жаловаться на пытки, мы, конечно, сделаем все, что возможно, но сразу говорим заявителю, что сейчас на национальном уровне мы эффективной защиты предоставить не можем. Мы даже сразу можем сказать, что сотрудники милиции, которые применили к нему пытки, не будут привлечены к ответственности», — заключает Багышбеков.