«Сказали, насчет быков». Дунганин из Масанчи, потерявший при погроме все имущество, был обманом задержан по делу о массовых беспорядках

В местах компактного проживания дунган на юге Казахстана, в Кордайском районе, в ночь на 8 февраля 2020 года прошли погромы. В дунганских селах Масанчи, Булар-Батыр и Сортобе погромщики сжигали дома, уводили скот и угоняли машины.

Уголовное дело о массовых беспорядках и призывах к ним начали рассматривать спустя 10 месяцев следствия, в декабре 2020-го. По делу проходят 51 обвиняемый, десять из них — дунгане. По словам главы Ассоциации дунган Хусея Даурова, община внимательно следит за ходом заседаний и задумывается о переезде из Казахстана, если тем дунганам, кто, подчеркивает он, защищали свои дома, дадут сроки наравне с погромщиками.

Одного из арестованных дунган — 50-летнего Харки Сарова из Масанчи — судят за призывы к массовым беспорядкам. По словам его отца, жены и сына, Саров не участвовал в погромах, ведь в ночь на 8 февраля он только вернулся на родину с заработков в Томске и лишь увидел горящий дом, огород и угнанных быков.

В ту ночь масанчинец прилетел в Бишкек из Новосибирска. Из аэропорта он сразу поехал домой — пересек пропускной пост со стороны села Аухатты и через Булар-Батыр направился домой, где его возвращения ждали жена и отец.

«Медиазона» поговорила с женой Харки Сарова Фатиме, его отцом и главой Ассоциации дунган Хусейем Дауровым— тремя очевидцами, которые застали возвращение мужчины в Масанчи.

Фатиме Сарова, жена

Сарова принимает участие в заседаниях в качестве защитницы. Адвокаты дунганина отказались давать комментарии «Медиазоне» из-за подписки о неразглашении. По словам Фатиме, она подписку не давала.

Мой муж был заграницей три месяца — в России, на заработках. Дома была я с маленьким сыном и дедушкой. Старший сын учится, он был в Китае. Это была жума, как будто обычный день, вроде все нормально, все хорошо. Я готовилась к встрече мужа. Хотела стол накрыть, он же три месяца дома не был. Хотела манты налепить, чтобы мужа встретить.

После асыр-намаза я пошла к четырем нашим быкам. Дала сено. И вернулась к готовке — готовила весь день. Уже где-то в шесть часов я вышла кормить быков в огород. Вижу, там на мосту — шум, крик. Много народу. И соседка прибежала ко мне, мы стали вдвоем смотреть, ее дети пришли. Не могли понять, почему столько народу, но значения не придали. Где-то в семь-семь тридцать сын прибегает со школы, кричит: «Мама, быстро потуши свет, к нам идут казахи, они поджигают дома, наши соседи горят уже». Выключила свет ,и мы с сыном быстро в комнату зашли и на замок закрылись.

[Погромщики] пришли где-то спустя минуты три, вижу — сеновал горит. Сразу загорелся. «Ах! Сына, горит!» — говорю. Не знаю, что делать. У меня паника. И телефон не работает уже, я хотела позвонить — а он не работает. Я говорю, давай выйдем, мы же сгорим здесь. Сын отвечает, что там люди незнакомые, казахи, они нас убьют. Я говорю, пусть. Убьют — так убьют, а что делать? Мы же и так сгорим.

Я выбежала во двор, все горит. Я кричу, я плачу. Села, не могу встать. Сын кричит: «Ма, что делать?». А у меня шок, я плачу просто. Выбежала на улицу. Никого нет, [кто мог бы помочь]. С одной стороны горит, с другой… Все кричат. Как будто война идет. Я забежала назад, во двор, взяла шланг. И тут соседи подбегают и помогают тушить. А я что делала, уже и забыла. Помню, что люди огонь тушили, начали выносить все из комнат, потому что боялись, что дома полностью сгорят. Кукуруза горит. Семена, которые я собрала, тоже горят. Я бегала, а ребята, которые все это выносили, говорят: «Документы заберите». Главное, говорят, документы спасти. Я зашла, начала их искать.

И тут муж вернулся. Седьмого [февраля] у него заканчивалась виза в России. Только в девять-девять тридцать [вечера] он в село приехал. У него самолет в пять-шесть часов вечера в Бишкеке [приземлился]. Но пока он приехал, тут уже все горело, соседи помогали тушить. И он тоже начал тушить, кричал, звал на помощь. Если любого человека на его место поставить, он бы тоже звал на помощь… Людей не хватало. Муж говорит, быков нет, угнали. Мне не до них было, все горело же. До четырех утра тушили дом. Мне казалось, что это бесконечная ночь была.

28 марта мужа забрали. После утреннего намаза он сидел читал Коран. Ему позвонили, кажется, из прокуратуры. Сказали, насчет быков. Муж говорит, они узнали про быков наших, надо в Кордай съездить. И он собрался сразу и поехал. Там его арестовали. Через три дня он звонит, говорит, нужен адвокат. Когда его забрали, я не знала, куда пойти. Съездили в Кордай, нам сказали, что его увезли в Алмату. Не знали, где он, только через три дня узнали, когда он позвонил. Ему — 272-ую [статью Уголовного кодекса], массовые беспорядки. Часть 3. Но он прибежал домой ведь только! Надо было звать на помощь! Он быков хотел найти и звал, чтобы огонь помогли потушить.

Он звонит сейчас, говорит, [в СИЗО] холодно, сыро. Вчера звонил, кашляет. Заседания идут с декабря. Я только в феврале не поехала. А в декабре и январе я присутствовала на заседаниях. Нас отдельно держат, мы в разных местах сидим.

Он — единственный кормилец. У нас дедушка, он единственный, один [кормит семью]. Я так, по дому. Мы сейчас сидим на пенсии деда, еле концы с концами сводим. Нужны ведь деньги, чтобы каждый месяц в Тараз ездить. На дорогу, там квартиру нужно снимать. В феврале я уже не смогла поехать, потому что средств к существованию у меня практически нет. Адвоката я сама наняла. Дедушка был против, говорил, что у нас денег не хватит. Я говорю, я буду в долги лезть, но я должна его вытащить. Он же не виноват. Он же там пропадет.

Рахи Саров, отец

Семейный дом Саровых в Масанчи, где «Медиазона» побывала в конце января, практически не восстановили после погрома. Две постройки — сеновал, который пытались поджечь дважды, и задел под новый дом — стали пепелищем. Огорода, на котором выращивали голландский лук, кукурузу и ячмень, больше нет. На момент визита дома находился старший сын арестованного Равиль, подтвердивший рассказ Сарова-старшего.

Когда я с мечети пришел, все уже полностью сгорело. Если вы действительно хотите знать, что [у нас сейчас здесь происходит], то вот — мой сын сидит ни за что. Интересно? Тогда слушайте. Он в тот же день, [когда были погромы], прилетел. В девять вечера он только прилетел из Томска. Я смотрю, у него сумка там у калитки лежит, а все горит.

До того события он работал в России. Его обманным путем какой-то следователь из Кордая выманил… Звонит, говорит, тут твои быки нашлись. Он поехал и его арестовали. Скрутили его, и с тех пор я его не видел. Они говорят, что он кричал и призывал. Но когда он приехал, у него же дом горел! А я даже не знал, что дом горел, я был в мечети… Пришел — быков нету, все горит.

Я сколько говорил — беспредел у нас! Конституция есть в Казахстане, законы есть, нет, мы будем по своему закону делать. Я — пострадавший. А они приезжают, не показывают документы, обыск делают. Мне угрожают молодые, говорят: «Ты не возникай». В гражданском они были. Не знаю, какого они звания. Дом окружили, санкции прокурора не было, никакого протокола не дали.

Мы связь [с арестованным сыном] поддерживаем. Но что он может сказать? Только говорит, что невиновен.

Мой кормилец сидит! Сколько я говорю — всем все равно. Адвоката тоже своими силами, никто не помогает… Я на пенсии — мы всей семьей на пенсию живем. Четверо внуков. Шестой год не могу построить [дом побольше]. Подумал, сын приедет, достроит. Но какой там… Кормилец сидит, кто будет семена сажать?

Хусей Дауров, очевидец

Глава Ассоциации дунган Дауров, наблюдавший погромы своими глазами, рассказывает, как встретил прибывшего в Масанчи Харки Сарова.

Надо же было такому случиться, что он именно в тот вечер вернулся из России. Он перешел границу и не знал, что здесь происходит. Попал в село Булар-Батыр, там еще не было [погромщиков]. Там он узнал что его дом горит.

Он еле-еле, на перекладных, добрался до дома. Приехал — видит, дом горит, скотину украли. И я лично видел, что его вина только в том, что он там кричал: «Что мне делать? У меня сгорел дом, у меня угнали быков!».

Я к нему подошел и успокоил его. Я говорю: «Ты чего кричишь?». Он отвечает: «Дом подожгли, как не кричать? Кто будет восстанавливать?». Я ответил, что правительство, но он сказал, что правительство не восстановит. Тогда я пообещал, что сам восстановлю, если правительство не восстановит. Я ему это сказал и он сразу успокоился. Он не бросал камни, не призывал, такого не было. Он просто переживал, из-за этого он год сидит.

Такой трагический и издевательский момент, что ему позвонили и сказали, что нашли бычков его, позвали на опознание. Он с сыном приехал, зашел, а сын его ждет. Его все нет и нет. Через два с половиной часа выходит сотрудник полиции и говорит, все, его задержали, звони родственникам, пусть машину отгоняют. Об этом он и на суде рассказывал.

И за это Харки уже год сидит в [СИЗО]! Как и 14 остальных. Трое из них уже пытались совершить суицид, не выдерживав всего этого.