Истинные обитатели Афганистана. Как узбекские генералы и таджикские шахи стали фактором войны с талибами

Афганистан — страна, в которой таджикская и узбекская общины составляют около трети населения (27% и 9% соответственно). Их представители присутствуют в органах власти, их настроения и интересы — существенный фактор в политике. Хотя, судя по опросам, большинство жителей Афганистана ставят государственную принадлежность (гражданство) выше национальной, этнический статус играет важную роль — особенно в условиях продолжительного военного конфликта.

В течение последних столетий в политике и руководстве Афганистана доминировали пуштуны, но историю страны, как военную, так и политическую, определяли не только они. Среди наиболее известных военных лидеров периода гражданской войны — этнический таджик Ахмад Шах Масуд, и этнический узбек Рашид Дустум.

Существуют свидетельства неравного отношения к этническим группам во властных структурах. Власти пытаются с этим бороться. Когда, например, высокопоставленный военный, пуштун по происхождению, объявил, что его соплеменники — «правители» и «истинные обитатели» Афганистана, тогдашний президент Хамид Карзай, тоже пуштун, велел его задержать. Телеканалу, на котором выступал генерал, пригрозили закрытием.

Когда в прессу попало письмо, составленное чиновником президентской администрации (с советами «назначать узбеков и таджиков только на символические должности»), это вызвало скандал, автор лишился должности, а власти настаивали, что письмо «не отражает официальной политики».

Ослабленное правительство Афганистана, которое полностью контролирует лишь около половины районов страны, заинтересовано в том, чтобы учитывать интересы разных этнических групп — или, по крайней мере, не давать им лишних поводов для недовольства, которые могут побудить их перейти на сторону боевиков.

Политики активно апеллируют к этим группам во время выборов — как Абдулла Абдулла, который, выдвигаясь в президенты, подчеркивал свое таджикское происхождение (хотя, как отмечали журналисты, политик, у которого есть и пуштунские корни, акцентировал эту сторону своего происхождения, когда посещал преимущественно пуштунские районы). А влияние среди общины — одна из составляющих политического статуса, как, например, в случае генерала Дустума, политическое выживание которого на фоне серии скандалов связывали, в том числе, с его популярностью среди соплеменников.

В то же время социологи отмечают, что этнический фактор не следует абсолютизировать. Хотя затяжной конфликт и способствовал усилению этнической принадлежности среди групп, составляющих население Афганистана, исследования указывают на то, что на выборах такой эффект ограничен. А распространенная в стране система отношений, основанная на покровительстве и родственных связях, играет в политике не меньшую роль.

История

Предки современных узбеков и таджиков жили на территории Афганистана на протяжении многих сотен лет. Хотя, отмечает Райан Брашер, доцент политологии колледжа Формана, обозначениям этнических групп долгое время не хватало определенности. Групповая идентичность зависела от религиозной или конфессиональной принадлежности, места проживания, языка, культуры, племенных связей и других факторов — при этом люди могли быть частью широкой этно-религиозной общности, но «гораздо более значимыми для них были их местные родственные связи».

«Представления о том, кого относить к таджикам, в частности, могли отличаться в разных местах, — объясняет Брашер. — Одно из них характеризовало группу по месту проживания, конфессиональной принадлежности и языку. При этом, например, некоторые хазарейцы, переходя из шиизма в суннизм, начинали называть себя таджиками. Хотя соседи могли, как и прежде, считать их хазарейцами».

Роль этнических групп усилилась в период гражданской войны и советского вторжения в Афганистан. Помимо прочего, отмечает Брашер, этому способствовали стороны конфликта, стремившиеся «мобилизовать людей по этническому признаку».

«Командирам, которые противостояли коммунистическому правительству, было проще набирать сторонников и получать доступ к территориям, откуда они были родом, — писал он. — Хотя на решение людей поддержать правительственные или мятежные силы все равно влияли и местные факторы — представители одной общины, например, таджикской, но из разных мест, могли оказаться по разные стороны конфликта из-за прежних разногласий».

Талибы

Этническое разделение отчетливо проявилось после вступления в войну «Талибана». Изначально движение, которое во второй половине 1990-х годов захватило большинство территории страны, состояло практически полностью из пуштунов. Противостоявший ему «Северный альянс» — в основном из таджиков, узбеков и хазарейцев, хотя пуштуны входили туда тоже. Среди наиболее известных полевых командиров были таджик Ахмад Шах Масуд и узбек Рашид Дустум.

Но после 2001 года, когда режим талибов был свергнут, боевики, лишившиеся формальной власти, стали пересматривать свою стратегию. Как отмечает Обаид Али, эксперт по повстанческим движениям из Afghanistan Analysts Network, они стали сознательно апеллировать к этническим меньшинствам, а в начале 2010-х годов — активно вербовали в свои ряды таджиков, узбеков, туркмен и даже хазарейцев.

Мятежники, которым противостояла не только армия, но и иностранные войска, не могли рассчитывать лишь на силу, поэтому пытались заручиться поддержкой разных групп населения, соперничая в этом с правительством.

Как отмечает Обаид Али, они даже стали «больше считаться с нуждами местных жителей» — могли, например, отпустить взятых в плен полицейских после переговоров со старейшинами вместо того, чтобы казнить их, как раньше. В руководящий совет группировки из двух десятков человек, который до середины 2010-х состоял почти полностью из пуштунов, добавили нескольких таджиков, узбеков и туркмен.

Такая стратегия, в частности, применялась на севере страны, где пуштуны составляют меньшинство. После событий войны 1990-х годов талибы едва ли могли рассчитывать на поддержку узбеков и таджиков, однако на этот раз они задействовали религиозный фактор. Многие из местных клириков, отмечалось в отчете Afghanistan Analysts Network в начале 2010-х годов, выступали против правительства и иностранных войск — и «Талибан» стремился воспользоваться этим, чтобы привлечь их на свою сторону, а через них влиять и на местные общины.

Боевики эксплуатировали и общее недовольство населения. «Талибы никогда не пользовались существенной поддержкой на севере Афганистана, но доверие к их оппонентам могло оказаться еще ниже, — писали авторы отчета. — Многие из опрошенных местных жителей жаловались на коррупцию, произвол властей и плохое управление, а также неэффективность в противостоянии боевикам. Слабость власти способствовала тому, что вербовать сторонников — включая тех, кто не относится к пуштунам — оказывалось проще».

На захваченных территориях талибы, которые создают там параллельные структуры власти, не скрывая намерений вернуть контроль над всем Афганистаном, назначают своими представителями, в том числе, таджиков и узбеков.

Эффект

Вооруженные конфликты могут способствовать укреплению этнической идентичности — и это находит отражение в политике. Анализ выборов в послевоенной Боснии, например, показал, что общины, больше пострадавшие от войны, активнее голосовали за партии этнического характера. «В таких условиях связи внутри этнических групп могут усиливаться, а недоверие между группами — расти, — заключали авторы. — Все это способствует политизации этнического фактора, и партии этим пользуются».

Подобное происходило и в Афганистане. На президентских выборах, прошедших в 2009 году, пуштуны в основном голосовали за кандидатов-пуштунов (включая победившего Хамида Карзая), таджики — за таджика Абдуллу Абдуллу, хазарейцы — за хазарейца Рамазана Башардоста. На более ранних выборах в 2004 году подавляющее большинство пуштунов также поддержало Карзая, большинство узбеков — Рашида Дустума, и на парламентских выборах в 2005 году голосование шло по такому же принципу.

Хотя названия основных партий подчеркивают религиозную, то есть исламскую, принадлежность, а не тот или иной этнос, отношение к ним, отмечалось в исследовании середины 2000-х годов, формировалось в зависимости от их связей с этническими группами — как к «узбекской», «таджикской» или «хазарейской» партиям. Так произошло в случае с «Исламским обществом Афганистана», которое в основном объединило таджиков.

С другой стороны, ситуация может быть сложнее, чем просто поддержка «своих». Экспериментальный анализ Международного центра роста, опубликованный в 2019 году, показал, что хотя жители северных провинций Афганистана действительно склонны поддерживать кандидатов-соплеменников, их выбор может определяться не столько лояльностью к «своим», сколько недоверием и негативным отношением к «чужим».

Президентские выборы 2014 года, хотя и сопровождались значительными нарушениями, стали примером того, как политики, представляющие одну из этнических групп, могут апеллировать к другим. В них участвовали всего два кандидата — пуштун Ашраф Гани и таджик Абдулла Абдулла. Результаты показали, что за первого проголосовало большинство узбекской общины, за второго — большинство хазарейцев. В итоге выборы завершились разделом власти — Гани стал президентом, его соперник получил пост премьер-министра.

Все это, отмечают социологи из Сиднейского университета, может служить подтверждением роли этнического фактора. Исследователи указывали, что при отсутствии собственного кандидата группы в основном голосуют солидарно, рассчитывая на поддержку элит, представляющих претендента на власть, — но также и связанных с этим ограничений.

«Этническая идентификация учитывается при политическом торге между элитами, она может использоваться ими для мобилизации людей, — констатируют они. — Но в повседневной жизни существенную роль по-прежнему играют местные и родственные связи, а также механизмы покровительства, на которые люди полагаются в условиях слабости государственных институтов».