Соломенные люди. Самосожжение как акт отчаяния для жителей Узбекистана и Таджикистана

Одна из первых волн самосожжений среди женщин в Центральной Азии прошла в 20-е годы прошлого века после начала объявленной советскими властями акции «Худжум», которая должна была изменить статус мусульманок в семье и обществе, а также повысить среди них грамотность. Тогда в Узбекистане и Таджикистане женщины выходили на площади, коллективно снимали и сжигали свою паранджу, которая на тот момент уже стала символом рабства и угнетения. В 1927 году от паранджи отказались более 100 тысяч жительниц региона.

Однако эти акции были негативно восприняты консерваторами и последователями ортодоксального ислама, которые в 1927-1928 годы только в Узбекистане убили больше 2 500 женщин, снявших паранджу. В итоге те, кто хотел продолжать носить платок, оказались под давлением государства, а те, кто снял, были гонимы традиционалистами. Именно в эти годы из-за общественного давления более двухсот женщин из Узбекистана и Таджикистана покончили с собой, устроив акты самосожжения.

Вторая волна массовых самосожжений пришлась на годы перестройки. С 1987 по 1989 годы более 520 узбекистанок устроили акты самосожжения, что стало следствием ухудшения условий жизни, которое в свою очередь привело к росту социальной напряженности и бытовых трудностей. В 1988 году самосожжение в общем числе самоубийств занимало около 40 процентов. К тому времени в народе и газетах появилось устойчивое выражение «соломенная женщина» — так прозвали поджигавших себя жительниц Центральной Азии.

«В Самаркандской области в прошлом году был зафиксирован 31 факт самосожжения, по 24 из них было отказано в возбуждении уголовного дела. В Кашкадарьинской области не возбуждалось уголовное дело по 23 из 37 фактов, в Бухарской области — по 10 из 16. В прошлом году по всей республике уклонились от начала уголовного следствия по 88 фактам самосожжения…» — писала газета «Юный ленинец» 9 апреля 1988 года.

При этом о проблеме писали не только газеты, но и говорили на собраниях бюро ЦК Компартии Узбекистана и даже принимали «специальные постановления», которые так и не повлияли на снижение числа самосожжений.

Также самоподжоги происходили и в период гражданской войны в Таджикистане. С мая 1992 по март 1993 года акты самосожжения совершила 21 женщина. Те, кого удалось спасти, рассказывали, что причиной суицидальных мыслей был страх, вызванный военными действиями, а также грабежи и насилие со стороны боевиков.

В публикации на сайте Института по освещению войны и мира от 7 июля 2009 года, приводится комментарий бывшего советника президента Таджикистана и доктора исторических наук Зафара Саидзода, который считает, что практика самосожжений уходит корнями в зороастризм, которого придерживались жители центральноазиатских стран с иранским наследием до прихода ислама.

«Предпочтение именно этого способа самоубийства в основе связано с почитанием культа огня, который якобы очищает душу и прекращает моральные страдания», — объяснял тогда Зафар Саидзод.

Тему о взаимосвязи актов самосожжения и зороастризма поднимали в 1988 году корреспондент «Комсомольской правды» в Ташкенте Мирза Алимов и редактор студии «Узбекфильм» Разика Мергенбаева, написавшие подробную статью о женских самоподжогах в Узбекистане в то время.

«Многие, в том числе достаточно компетентные и ответственные лица, склонны объяснять это явление сугубо местными, исторически сложившимися психологическими факторами. Ищите, мол, корни поглубже, например, в зороастризме — древней религии, когда самосожжение было чуть ли не обычаем», — говорилось в публикации.

Отмечалось и то, что традиции ислама, пришедшего на смену зороастризму, более тысячи лет назад, хоть и осуждают любой вид суицида, но все же не останавливают женщин от самоподжогов.

«Изучение конкретных случаев показывает: женщины, подвергшие себя самосожжению, фанатичной религиозностью не отличались, да и вообще особой склонности к религии не имели», — утверждали авторы.

В остальных центральноазиатских республиках такой ярко выраженной склонности к самосожжению не наблюдалось.

«Чтобы этот факел увидели»

Несмотря на то, что в целом власти Узбекистана и Таджикистана говорят о сокращении числа самоубийств, акты самосожжения происходят ежегодно. В Узбекистане за 2020 год общественность и СМИ зафиксировали как минимум три подобных случая, в Таджикистане — два.

Как рассказывает психолог из Ташкента Лиана Натрошвили, женщины выбирают самосожжение не просто так — на выбор влияет и культурное наследие, сформировавшееся в регионе. «Например, в Японии свои способы, у нас же есть свои культурно закрепленные способы. То есть если человек хочет что-то такое сделать, то у него в голове уже есть определенный набор [вариантов]», — говорит она.

Натрошвили отмечает, что самосожжение можно отнести к «доступному» способу самоубийства, наряду с принятием уксусной эссенции. По мнению эксперта, самоподжоги — реакция на замалчивание проблем, а трагический характер акта позволяет предать проблему огласке.

«У нас же много тишины, много тайны вокруг всего, что происходит. Мне кажется, что такую вещь тяжелее утаить. Помимо того, что это отчаяние и [человеку] хочется уйти из жизни, здесь есть некий посыл, мол, посмотрите наконец на меня, увидьте меня, вот, я есть», — объясняет психолог.

С этим согласен и доктор социологических наук из Узбекистана Азамат Сеитов: «Почему люди выбирают именно самосожжение и обливают себя бензином? Потому что это будет замечено, они выражают некий протест».

Сеитов добавляет, что эти самоубийства замалчивают как родственники погибших, так и мелкие чиновники. Мотивацию семьи социолог объясняет тем, что в Узбекистане до сих пор сильны позиции традиций и ислама, где суицид считается грехом и навешивает «клеймо» на окружавших самоубийцу.

«Бывают случаи, когда девушки или мужчины пьют уксус и умирают тихо. И в большинстве случаев это свои же родные и близкие приписывают к случайностям: стоял стакан с водой, ошибся, выпил. Хотя, может, это и был суицид. Почему опять это скрывается? Потому что родственники "заботятся о душе человека". И тут мы опять сталкиваемся с иррациональностью. Но сжигают себя почему? Чтобы этот факел увидели, чтобы обратили внимание, и на этом примере решилась некая несправедливость», — размышляет Сеитов. По его словам, чиновники на местах «прекрасно понимают, что от этого зависит их карьерное будущее», поэтому сделают все, чтобы акт самосожжения не приобрел широкий резонанс.

Социолог считает, что говорить о новой волне самосожжений рано, однако даже один такой акт сигнализирует о нарастании социальных и экономических проблем. Также, по его мнению, роль играют низкая правовая культура в узбекистанском обществе и недоверие к судебной системе.

«Психика у человека и расшатывается на фоне нехватки денег, судебных споров, домашнего насилия. Ведь когда муж бьет свою жену или невестку, [он это делает] не потому, что хочет довести ее до самоубийства, ведь он тоже не дурак оставлять своих детей без матери. Он, исходя из своих ошибочных стереотипов, думает, мол, вот я ставлю женщину себе в подчинение, с помощью кулака я смогу относится к ней как к рабыне. Но такое время уже давно прошло, потому что женщины благодаря телеграм-каналам и интернету в целом все больше и больше понимают, что такое конституционное равенство», — отмечает социолог.

Гендерное равенство

Сеитов рассказывает, что Узбекистан находится далеко не на первых местах в мировых рейтингах по количеству совершенных самоубийств: «В принципе, по данным ВОЗ, у нас около восьми случаев суицида на 100 тысяч человек [населения], поэтому, скажем так, мы не в топе».

По данным эксперта, в Ташкенте за десять месяцев 2020 года было совершено около 155 самоубийств. Всего по стране около 900 женщин совершили суицид в 2020 году. «Многие думают, что суициду в основном подвержены женщины, но на примере нашей страны можно сказать, что этот показатель составляет примерно 42-43%. То есть суициду подвержены как мужчины, так и женщины», — отмечает Сеитов, добавляя, что основные причины самоубийств чаще всего связаны с семейными конфликтами.

Что касается Таджикистана, то, как рассказывает социолог Далер Бахромбеков, здесь «периодически формы суицида меняются». При этом по статистике большая часть попыток самоубийства фиксируется на севере Таджикистана, хотя в прошлом картина была совершенно иной.

«Раньше Горно-Бадахшанская автономная область лидировала в этом плане, но со временем количество случаев [суицида] там снизилось, хотя самоубийства происходят до сих пор. В настоящее время в северной части Таджикистана процент случаев суицида намного выше. С чем это связано — как таковых данных у нас пока нет, но тема изучается», — объясняет таджикистанский социолог.

Бахромбеков добавляет, что среднестатистический возраст самоубийц в Таджикистане колеблется между 18 и 23 годами. При этом случаи суицида среди женщин в основном связаны с семейными обстоятельствами, а среди мужчин — с финансовыми сложностями: «И не то, чтобы это связано с нехваткой денег. Одно дело нехватка денег, а другое — если они задолжают, влезут в долги или не могут получить кредит. Одно время были конкретные случаи суицида, когда банки обанкротились и люди не могли получать свои деньги. Даже возле правительственного дома был один из случаев».

«Не только функция»

Психолог Лиана Натрошвили считает, что снизить количество самоубийств можно, только поменяв общественный уклад и восприятие места женщины в нем.

«Женщина — это не только функция, рожающая детей и обслуживающая всех родственников, не имеющая собственных интересов, желаний, проблем, которая должна быть всегда исправна как робот-пылесос или стиральная машина. Мне кажется, что нам нужно выводить женщину с уровня объекта для обслуживания других на уровень субъекта и давать этому субъекту ту свободу, которую он для себя определяет. Суицид же очень часто это выход — выход там, где другого выхода нет. Я не говорю сейчас про психические состояния, которые искажают человеку реальность, но в большинстве случаев у женщины действительно нет выхода», — говорит психолог.

Натрошвили добавляет, что если речь идет о домашнем насилии, то к суициду чаще всего приходят не спонтанно, а перепробовав всевозможные способы решения проблем, вплоть до возвращения в родительский дом.

«Но родители очень часто не принимают обратно и говорят: "Иди туда, где твой муж, где ты живешь", — объясняет она. — А у женщины могут быть маленькие дети. У нее нет профессии, поскольку ее в 17 или 18 лет выдали замуж, и она понимает, что она не жизнеспособна сама как единица, а поддержки никакой нет. Мало тех же шелтеров, хотя в последнее время они все-таки стали появляться, также стали выдавать охранные ордеры, то есть как-то постепенно вопрос решается. Но понятно, что это не быстрый процесс».

Социолог Азамат Сеитов отмечает, что власти Узбекистана пытаются создавать новые механизмы для помощи людям в трудной жизненной ситуации — от телефонов доверия до шелтеров для женщин. «В нашей стране также есть центр экстренной медицинской помощи — там уже специально введены в штат врачи-суицидологи, к которым также можно обратиться. В любом случае, если человек сталкивается с проблемой, то не надо замыкаться в себе, так как существуют площадки, которые могут помочь», — рассказывает он.

По словам Сеитова, уже сейчас государство выделяет гранты, которые направлены на противодействие гендерным проблемам и уменьшение количества самоубийств.

«Но я еще раз хочу подчеркнуть, что, на мой взгляд, суицид не является ярко выраженной проблемой девушек и женщин — он является общей проблемой. Но отдельно ведется работа в гендерном направлении. Я слышал, что есть исследования и так далее. Но они все носят закрытый характер, потому что включают в себя и врачебные тайны. Справедливость вашего вопроса состоит в том, что общество в любом случае нуждается в большей публикации такого рода материалов и исследований. Они в основном остаются на уровне грантодателей. Поэтому нужна в более широком смысле популяризация, чтобы показать молодому подрастающему поколению, что суицид — это не выход», — подытоживает Сеитов.